— Ты хорошо проверил? Все вещи на местах? — Стасик кивнул. — И деньги? — Еще один кивок. — Все равно, надо было милицию вызвать! Они могли бы сделать экспертизу замка!
— Шутишь? И что бы я сказал? Вот, понимаете ли, кто-то залез в мою квартиру, только чтобы мебель переставить? Да еще у меня пол помыть? Милицию!
Скорее психовозку…
— Погоди… Что же получается? Что ты сам все передвинул, а потом забыл?
— Но кто-то же должен был это сделать! Или вправду у меня какой-нибудь домовой завелся?.. Скажи, ты веришь во всех этих, как их, Барабашек?
— Стасик, ты, наверное, все-таки нетрезвый был… А?
— Нет!
Галя потупила глаза. Она решительно не знала, ни что сказать, ни что думать об этом.
— Вот видишь, — горько продолжил Стасик, — даже ты молчишь… Помоги мне, я сяду… Осторожно, у меня голова раскалывается….
— Сейчас аспирин подействует, полегчает, — смягчилась его наставительница на путь истинный, помогая «тюне» принять вертикальное положение.
Стасик в ответ только вздохнул, аккуратно пристраивая голову к спинке дивана…
Неожиданный звонок в дверь заставил вздрогнуть обоих.
— Кто это? — спросила Галя, почему-то шепотом.
— Домовой, — усмехнулся Стасик. — Пришел пол домыть… Пойду открою.
Ты не выходи, на всякий случай.
Стасик, сгорбившись под тяжестью головной боли и загадочной перестановки мебели, направился, шаркая тапочками, в коридор.
За дверью оказалась девушка. Невысокая, румяные щечки, коричневая парка, красная шапочка с помпоном.
«Ваш домовой!», — радостно отсалютовала она, завидев Стасика на пороге.
Если он не рухнул, так это только благодаря Гале, которая, заслышав сии странные речи, вылетела в прихожую и подперла его со спины.
Едва Галина набрала воздуха в легкие, чтобы взять инициативу на себя, как Стасик вдруг выпалил: «Это вы мебель в квартире переставили?»
Девчушка посмотрела на них с испугом.
— В какой, — пролепетала она, — квартире?
— В моей!
— Когда?
— Сегодня!
— Но я же только что пришла!…
Галя вмешалась.
— Вот-вот, я хотела как раз выяснить: зачем вы пришли? И почему вы «домовым» назвались?
— Как же, — оживилась девушка, глядя на странную пару во все глаза, — вчера вот этот мужчина… — она заглянула в бумажку, — Стас Кудрявцев, правильно? — у нас в фирме был и оформил заказ на уборку квартиры. А наша фирма называется «Ваш домовой». Мы обычно заказы по телефону принимаем, но вы, — кивнула она на Стасика, — сказали, что мимо шли и решили заглянуть. И, ознакомившись с перечнем наших услуг, сделали заказ на уборку квартиры. Мне наша диспетчер, Ольга Михайловна, рассказала. И еще сказала, что у вас бородка и что вы симпатичный… И еще вы ручку у нас свою забыли, и Ольга Михайловна мне велела вам передать, потому что ручка эта вам дорога как память об отце. Вы так сказали, когда расписывались…"
И с этими словами девушка протянула ему ручку.
— Твоя? — прищурилась Галя.
Стасик обреченно кивнул в ответ.
— Вы что-то путаете, — горячо заговорил он, — я никаких заказов не оформлял!
Девчушка усмехнулась:
— Как же, ведь это ваш адрес указан, верно?
И протянула Стасику какую-то бумажку под нос. Галя заглянула через плечо. Адрес был правильным.
Стасик только безнадежно махнул рукой, повернулся и исчез в глубине квартиры, оставив Галю выпутываться самой.
Пробормотав, что это недоразумение, и сунув девушке деньги за расходы на транспорт, Галя закрыла дверь и последовала за Стасиком.
Стасик лежал на диване, бледный, закрыв глаза.
— Ручка действительно твоя?
— Моя, — не раскрывая глаз, отозвался Стасик. — Она у меня всегда в нагрудном кармане лежала. Я думал, что ее потерял… Но она вовсе не память об отце, не знаю, как я мог это ляпнуть, — я ее сам в прошлом году купил!..
— Так ты там был?!
— Где?
— В фирме «Ваш домовой»!
— Да нет же!
— Тогда почему ты говоришь, что ты это «ляпнул»? Если ты там не был, то и не мог «ляпнуть»!
— Слушай, у меня башка совсем не варит… Может, мне еще аспирину принять?
— Погоди, так ты был или не был в «Домовом»?
— Галка, ты садистка! Ты инквизиция! Ты понимаешь, что я сейчас сдохну — так голова раскалывается?
Галя сходила снова на кухню и, едва бульк воды в горле у Стасика засвидетельствовал о прохождении таблетки по назначению, упрямо повторила: "Ты был в «Домовом»?
— Не бы-ыл!!! — застонал Стасик, осторожно опуская голову на валик дивана. — Это у меня домовые были!!! Они мне мебель передвинули!!!
— Тогда откуда у них твоя ручка? — твердо вела следствие Галя.
— Галя, Галочка, родная, оставь меня в покое, а?
— Ручка действительно твоя? А то, может, просто такая же?
— Моя, моя… Я не знаю, как она у них оказалась, я в «Домовом» никогда не был и никогда о нем не слышал, и почему ко мне пришли домовые — я не знаю!!! И зачем мне мебель передвинули — тоже!!! Или ты скажешь, что я грузчиков вызвал, а потом забыл?!!!
— Знаешь что, Стасик, — задумчиво проговорила Галя, — не нравится мне все это. Сходи-ка ты вправду к врачу… Да поскорее!
Роман с Романом
Вера Лучникова была психологом. На психфаке отучилась еще в те годы, когда там преподавали кондовую психологию по-советски. Но позже, уже под ветрами перестройки, она написала книгу для начинающих бизнесменов о поведенческой специфике иностранных партнеров, связанной с особенностями национального менталитета. Книга была написана языком простым и понятным любому (даже «начинающему бизнесмену»), примеры и советы были конкретны, легкий юмор придавал книге шарм, и она быстро сделалась популярной в кругах предпринимателей. И Анатолий, прочитав книгу, разыскал Веру и предложил ей работу у себя: понравился ее легкий юмор и глубокое знание предмета. Она согласилась: зарплата хорошая, работа интересная…
Анатолий мыслил широко: иностранный партнер имеет, как правило, определенный выбор на российском рынке, и, чтобы получить выгодный контракт, нужно выиграть его у конкурентов. В этом, по замыслу, и должна была ему помочь Вера Лучникова.
Конечно, он немного опасался: взял человека со стороны, совершенно незнакомого, без рекомендаций, — если не считать книги. Но первая же встреча с Верой его успокоила, более того — порадовала; более того — обнадежила…
В чем именно обнадежила, он не смог бы сказать, и еще меньше готов был признать, что ему сразу же захотелось завести с ней отношения, а уж какие именно — это и вовсе не подлежало осмыслению… Просто в Вере было что-то притягательное, что-то такое, что заставляло замедлять шаги, проходя мимо, что тянуло затеять разговор, пусть и пустячный, и ловить звуки голоса, и завороженно смотреть в лучистые глаза…
Вера была довольно высокой, тонкой — именно тонкой, а не худой, — с мягким, нежным покатом плеч и грациозной шеей. Изящный овал миловидного лица, гладкие русые волосы; темно-серые глаза в опушке каштановых ресниц («глаза Роми Шнайдер», определил Анатолий) лучились покоем и доброжелательностью. И еще, пожалуй, едва заметной иронией, необидной усмешкой, словно она понимала все то, что недоговаривал собеседник, но сразу же и прощала его маленькие хитрости и слабости…
В ней чудилось что-то старинное — эта мягкая женственность, несуетное достоинство, благородство осанки и жестов… Было легко ее представить в прошлом веке, например, на балу, с открытыми гладкими плечами, с жемчугами, охватывающими стройную шею. И, конечно, окруженную самыми блестящими поклонниками, потому что Вера была не просто красивой женщиной — Вера оказалась великолепным собеседником, а в прошлом веке это, кажется, в женщинах ценили…
Она была очень моложава; Анатолий прикинул — тридцать максимум. Но когда стали оформлять ее на работу, выяснилось: тридцать восемь. И в этой моложавости было что-то трогательное. На нежном лице Веры первые, пока едва заметные морщинки казались печатью легкой усталости и отчего-то вызывали желание приласкать, приголубить, притянуть к себе и сказать: «Пойди приляг, отдохни, а я тебе чайку сделаю…»