Выбрать главу

Драко поднял бровь.

— Он считает, что мы встречаемся… и…

— Что и?

— Я сказала, что так и есть. Чтобы он ничего не заподозрил, только поэтому…

— Только поэтому?

— Да.

— А разве мы не встречаемся?

— Что…

Он сел на кровати. И теперь она спиной касалась балдахина, а колени Малфоя касались ее. Он протянул руку и притянул ее к себе. Гермиона охнула, потеряла равновесие, и они повалились на кровать вдвоем. Хотя, наверное, Драко так и задумывал.

— Разве мы не встречаемся? — повторил он, притягивая ее к себе. И затем поцеловал.

Гермиона пришла к нему в слизеринское общежитие. Она догадывалась о медовухе, а Поттер теперь знал о них. И это стало предлогом для самого себя, не для нее даже, чтобы поцеловать ее снова. Они лежали в его кровати и целовались; это было намного лучше, чем чинить шкаф и думать о том, что он опять чуть не убил человека.

Конечно, он не забыл о встрече в Выручай-комнате. Он думал о ней все каникулы. Думал, как они встретятся. Думал о Грейнджер. Но в первый же день после каникул его факультет устраивал вечеринку, поэтому он послал ей записку, что они встретятся завтра. И вот завтра пришло — и первая новость, что Уизли в Больничном крыле, отравился медовухой у Слизня. И… Кэти Белл, а теперь Вислый. Чем дальше, тем меньше надежды, что он сможет остановиться. Как он в это ввязался? И она пришла к нему сама, хотя должна была быть с Вислым.

— Драко, — сказала она, отстраняясь, — я знаю, что это не ты подменил медовуху. Ты бы не смог сделать такое.

Он притянул ее к себе снова и вместо ответа поцеловал. Наверное, слишком грубо, наверное, не так, как хотел целовать ее, но ему было так противно от самого себя, и когда она узнает правду, он тоже станет ей противен.

— Когда у Малфоя так тихо под балдахином, — услышали они голос Блейза, — значит, он там с какой-то девушкой под оглушающими чарами. Малфой, мы все знаем про тебя!

========== Темная метка ==========

Гарри сказал, она изменилась.

— Ты стала мягче, — сказал он.

Она не знает, воспринять это как комплимент или обидеться. Да, она почти не вмешивается в их дела, Гарри и Рон, наконец, предоставлены сами себе, и учатся пользоваться собственной головой.

— Ты влюбилась, — сказала Джинни. — Вся светишься.

Рон тоже заметил. Смотрит на нее затравленным взглядом. А когда она пытается с ним заговорить, отвечает грубо. Она понимает, что обидела его. Малфой всю жизнь над ним издевался, и теперь она с ним. Вслух не говорят о том, что она с Малфоем, но все это знают. Рону надо это просто пережить. Вернуться к Лаванде.

Она теперь спокойно уходит из гостиной. Никто не спрашивает, куда она идет. Только Рон однажды проворчал:

— А он кому-нибудь о тебе рассказывает?

От его слов все внутри переворачивается. Она поджимает губы и уходит, не ответив.

— Так всегда, — доносится ей вслед голос Лаванды, — как только появляется парень, подруги тебя забывают.

Она никого не забыла. Друзья — это одно, друзья — это поддержка и помощь, и она никогда их не бросит в беде. А любовь — это другое… Это…

Драко обнимает ее и они прячутся в нише, когда слышат шаги Филча в коридоре.

Нежность…

Да, любовь — это нежность. Они дают друг другу нежность.

И он целует ее. Они обжимаются в этой нише наверное час, а может, и больше, потому что время всегда останавливается, когда они вместе.

Но он никому о них не говорит. Впрочем, она о них тоже, успокаивает она себя.

Он целует ее шею, скользит ладонями под футболку. И она чувствует его стояк. Нет, у них еще ничего не было, но он знает все ее тело.

— Драко, — внезапная фраза вырывается, — как там шкаф?

Он замирает, она чувствует, что он, действительно, замер на мгновение, а потом продолжил целовать.

— Драко…

Он недовольно поднимает лицо.

— А что с ним?

Он рассказывает ей все, но никогда не рассказывает, для чего ему этот шкаф. И это то, на что она просто закрывает глаза. Как и на его метку. Как и на то, что о них не знает никто.

— Я дала непреложный обет, что буду тебе помогать.

— Ты и помогаешь…

— Для чего тебе надо его починить?

— Чтобы впустить в Хогвартс Пожирателей Смерти и убить директора, разве неясно, — отвечает он.

— Это не смешно.

— Конечно, не смешно, Грейнджер, — он отстраняется.

— Ты на что-то обижен?

— Надо пораньше вернуться, завтра трансфигурация.

Он выходит из ниши, она за ним.

И он смотрит на нее… не так, как Рон. Он смотрит на нее с нежностью.

— Я плохой человек, Гермиона, — вдруг говорит он. — Ты разве до сих пор не поняла?

Кажется, раньше она так и думала. Но сейчас она смотрит на него и видит в нем только хорошее. Он кажется ей идеальным, таким…

В коридоре никого, даже портреты уже спят. Свет ламп освещает коридор. И Драко заворачивает рукав рубашки. И тычет ей меткой:

— Разве ты не помнишь об этом?

Зачем он ругается с ней? Она лучше промолчит. Она пять лет учила Гарри и Рона не вестись на провокации, не поведется и сама. В этот раз не поведется.

— Тогда до завтра, — она поднимается на носочки и целует его.

Плохая идея, потому что Драко снова толкает ее в нишу. И теперь она вспоминает про трансфигурацию сама, но ей все равно.

Сегодня он решился. Рассказал ей правду. Самообман. Ведь она все равно не поверила. Не поверила, что через этот шкаф в школу пройдет Беллатриса, а с ней другие Пожиратели смерти, пока он заманит Дамблдора в ловушку. И ему придется убить. Самому.

Глупая умная Грейнджер. За что она так с ним? Если бы она устроила скандал и ушла, ему бы стало легче. Он был получил свое наказание, и на душе бы полегчало. Но она… просто не поверила!

Пока директор был в отъезде, у него появилась отсрочка. У них появилась отсрочка. Они встречались так часто в последнее время, что кажется, уже вся школа знает. Впрочем, ему пофиг. Пофиг, что там говорят про ее кровь и ее вздорный характер.

Когда он впустит в Хогвартс Пожирателей и убьет директора, она его возненавидит. Но пока у них есть время.

Все эти дни он делал вид, что шкаф все еще сломан. Но теперь, когда вернулся директор, откладывать больше нельзя. Он должен сообщить немедленно, что Дамблдор вернулся. И сегодня, когда он увидел директора с Поттером, понял, что тянуть больше не может.

Грейнджер уже ушла в гриффиндорскую спальню. А ему надо вернуться в Выручай-комнату, оставить в шкафу записку, что директор вернулся, и узнать день, когда это случится. Они целовались весь вечер. И он не мог уйти. Не мог уйти, зная, что скоро ее потеряет. А он ее точно потеряет, когда она узнает правду.

Драко встал у Выручай-комнаты. Появилась дверь, и когда вошел, понял, что все, что он обдумывал только что — все это уже не имеет смысл.

Перед шкафом с пергаментом в руке стояла Грейнджер.

— Ты же говорил, что он не работает? — сказала она, протягивая ему пергамент. — Что это?

Он взял пергамент: “30 июня”.

— Откуда у тебя это?

— Из шкафа. Я положила туда яблоко, проверить, работает ли. И в ответ пришло это. Что это, Драко?

Он молчал.

— Что это? — повторила она.

Он посмотрел на нее своим самым нахальным взглядом, но понимал, что у него не получается играть, как раньше.

— То, о чем я тебе сказал, — ответил он наконец.

— Дамблдор вернулся?

— Именно.

Она подняла руку, и он закрыл глаза, ожидая пощечину, как на третьем курсе. Щека вспыхнула, когда она… погладила ее.

— Ты знала о том, что у меня метка, — процедил он, пытаясь заглушить чувство вины, пытаясь переложить вину на нее.

— Я знала с самого начала, — сказала она, обнимая его, — что ты не хочешь это делать.

Драко обнял ее. Нет, она была не привидением в заброшенном туалете, она была Гермионой, его девушкой, которая почему-то верила в него, и понимала его, и считала его лучше, чем он есть. И он бы даже хотел стать лучше, если бы он только мог. Нет, она не была Миртл, но Драко обнял ее крепче, уткнулся ей в плечо и заплакал.