— Хорошо, пусть торгуют. Второй схватки за Софию всё равно не избежать, вот и присматривайтесь к кочевникам. Ты готов? Татуировку сделал?
— Да, командир.
— Рыбака Ассура отпускайте, хватит ему тюремную похлёбку бесплатно есть. Маяками обвешайте. Проверим, как быстро их обнаружат.
— На остров его везти?
— Нет, торговой пристани достаточно. Продемонстрируем незваным гостям, как мы обращаемся с военнопленными. Надеюсь, такой жест не примут за слабость.
Командир боевиков хмуро кивнул. Жаль, загиарян пятьдесят лет никто не видел. Но и без этого от самого закрытого и таинственного племени было непонятно, чего ждать. Тем более, от их шамана.
Глава 3. Разговоры о возможном и невозможном
Аппетит пропал. Я весь вечер металась по шаманскому кабинету, хватаясь то за одну книгу то за другую. Ни одной строчки не запомнила. Скользила взглядом по буквам, а представляла, что могла бы ответить мужу, будь я чуточку умнее и подготовленнее к разговору. Да, эмоции били через край. Но Фредерико в чём-то прав. Мудрость женщины в умении промолчать в нужный момент. Моё же сердце возжелало справедливости. И если разум был с ним согласен, то тело устроило бунт.
Мне было плохо. Голова кружилась, в пальцах надолго поселилась нервная дрожь, а от слабости клонило в сон. Ну нельзя так. Франко Гвидичи, какого чёрта ты вспылил, и мы поругались? Где твоя выдержка? Где твоя мудрость, в конце концов?
Я со стоном выдохнула и села на подушку. В платье было жарко. Где-то на комоде стоял магический артефакт-колокольчик. Звонишь в него, и прислуга слышит, в какой бы части дома не находилась. Анри смастерил. Один такой был у Франко, второй после свадьбы вручили мне. Позвать кого-нибудь, пусть помогут переодеться?
Но встать из-под сени стеклянных ветвей шкафа-дерева я не успела. Дверь с деликатным стуком открылась.
— Ты не спустилась на ужин.
Франко дошёл до пушистого ковра и замер. Рубашка распахнута до середины груди, вместо сапог мягкие туфли. И особенные, сшитые по бессалийской моде штаны. Я заставила себя отвести взгляд от длинного ряда пуговиц на ширинке. Чтобы не вспоминать, как мучительно долго расстёгивала их прошлой ночью.
— Забочусь о репутации рода Гвидичи. Держу данное мной слово.
Франко шумно втянул носом воздух и выдержал паузу.
— София, я не хочу ругаться.
А уж я-то как не хочу! От волнения в глазах темнело, желудок свело спазмом от голода. Но обиженная часть меня продолжала мечтать о скандале. Мало было одного раза. Да и запрет выходить из дома всё ещё действовал. Подогревал мне кровь, как взрывоопасное зелье над спиртовой горелкой.
— Оставь меня, пожалуйста. Давай завтра обсудим, какой я должна быть женой.
— Нет, я не для того настаивал на общей спальне, чтобы ты пряталась от меня в кабинете. Спала на полу. Пусть на подушках, но…
Он сбился с мысли. На щеках прямо под повязкой алел румянец. Если бы глаза были здоровы, то лихорадочно сейчас блестели бы.
— Хорошо. Ты имел право ревновать к Линнею. Он в который раз перешёл границы и поступил так, что любой нормальный муж взбесился бы от ярости. Я согласна сидеть дома. Не высовываться. Но как шаман говорю тебе, что это не поможет. Связь через татуировку будет действовать на любом расстоянии. Единственный шанс избавиться от неё — снять. Но я уже пыталась сегодня. Только открыла поле, как духи одёрнули “не лезь”. Что ещё сделать?
Теперь я прикусила язык. Так, что стало больно. Мы ходили по кругу и бесконечно повторялись. Всё потому что решения не было. А любое безвыходное положение доводит до белого каления. Нужно остановиться. Поступить, как мама, например, когда ругалась с отцом. Вечером она просто молчала, а утром делала вид, что ничего не произошло.
— Уходи, Франко. Прошу тебя.
— Нет, — повторил он, сел на пол и на ощупь стал искать подушки. — Я не усну без тебя. В огромной кровати одному слишком холодно.
— До свадьбы тебя это не волновало.
Чёрт! А вот сейчас точно нужно было заткнуться. Не перегибать палку. Однако муж отреагировал необычно. Он улыбнулся.
— До свадьбы мы с тобой не были близки. И я не знал… Чего себя лишаю. А теперь искренне жаль каждую минуту, проведённую не вместе. Ведь стоит вспомнить, как восхитительно изгибается твоё тело подо мной… И всё остальное становится неважно.
Я вцепилась в ткань юбки, пережидая волну тепла, прокатившуюся по телу. Низ живота налился тяжестью. В ушах музыкой воспоминаний звучали наши стоны. Я на языке чувствовала вкус кожи Франко. Что он делает? Так нечестно! Я в раздрае. Настроение меняется каждую секунду, внутреннюю опору не найти. А близость — такая же разрядка, как вспышка гнева.