Я сижу на веранде кабачка в предместьях Праги с выпендрёжно разодетой богатой русской. Моя улыбка – бесконечное обаяние, и всем своим видом я показываю: «Поздравьте меня!» И мои серо-голубые глаза, смешливые и добрые, хитрят с ней, точно фары подержанного автомобиля.
Она крутит в руках почти чёрную розу и сбивчиво доказывает мне: «О, я ограблена, раздета и обнажена твоей бесконечной нежностью и простотой… Я стыжусь своих мужских качеств: твёрдого характера и напористости, потому что в тебе всё наоборот, только одно обаяние, которого так не хватает женщинам».
Я осторожно ставлю на столик бокал с вином и опускаю руку вниз, глажу кончиками своих бархатных пальцев её колено: «Нет, ты не знаешь себя!»
Мой воркующий голос переплетается с пением птиц на веранде и пьянит её как вино. Каждая моя фраза отчётлива, как хрусталь и исполнена с истинным обаянием. И я рассказываю ей о ней… Какая она соблазнительная женщина, сколько в ней ещё нерастраченной любви и желаний. Желаний покорять всю вселенную своей безудержной страстностью. Мой голос тихо поёт в её сердце. Я говорю и говорю… Не останавливаюсь. Потому что чувствую, что мои слова нужны ей как воздух, что без них она задохнётся, или захлебнётся в океане собственных слёз.
Синий, прозрачный вечер, как вор крадётся по предместью Праги. И мне с ней так хорошо, что даже хочется умереть.
Утром я узнаю, что она неосторожно упала с балкона своего гостиничного номера и разбилась насмерть. На ночном столике осталась записка: «Теперь я всё знаю о себе. Спасибо тебе большое за всё. Валентина».
СТЕКЛО КАК ЗЕРКАЛО
СТЕКЛО, КАК ЗЕРКАЛО
Сентябрь, очень печальный месяц. Почему в конце сентября, в Сибири бывает так холодно? И снег с дождём.
Я сижу на остановке, пропустил троллейбус и замёрз. Уже нет со мной ни Валентины Бинниковой, ни шамана Агеева – они уже никогда не придут.
С малой надеждой жду автобус, что в нём будет тепло, и я согреюсь, а за мутным плексиглазовым стеклом, которым обделан автобусный павильончик, жмутся друг к другу двое. Тоже замёрзли. Не уходят и не заходят.
Стекло, как зеркало. Я сижу и подслушиваю их разговор:
- Идём домой! Ты замёрзла.
- Я уже стеклянная. Я не дойду, запнусь и разобьюсь, как зеркало.
- Донесу.
- Тогда порежешься.
- Тогда идем через дорогу, в магазин. Куплю тебе у девушки один стакан вина.
- Ты сказал, что купишь вино у девушки. Я ревную.
- Потому что ты женщина и у тебя есть сердце, и тебя можно любить, а ту девушку по-настоящему я полюбить не сумею. Потому что она – только её внешность и в её груди нет истекающего кровью сердца.
- Не трогай мои губы. Они замёрзли.
- Я любить без затей тебя стану как пень.
- Зелёную и кислую? Как яблоко?
- Яблоко разломлю, крепко сжатых колен.
- Как вкусно ты говоришь! Говори, говори, говори, говори ещё…
- На слова много тратится любви. Как ты не понимаешь? Всегда всё уходит в слова, а надо, чтобы всё уходило вовнутрь.
- Ты сопишь, когда от любви замирает моё сердце, и ничего не говоришь… Когда мне нужны и нужны твои слова.
- Нужные слова нужно придумывать. Как ты не понимаешь! Нельзя делать сразу два дела. И вообще… Зачем ты капризничаешь?
- Ладно. Поцелуй меня. Я забыла, что замёрзла.
Подходит автобус, и я уезжаю. Они остаются за стеклом.
ОДУВАНЧИК И БУМАГА
ОДУВАНЧИК И БУМАГА
В детстве я всё удивлялся, что белый шарик - это совсем не цветок. Может, через этот юморизм нам приоткрывается некое главное волшебство? Как всё в природе устроено, как происходит прощание, похоже на первое узнавание. Может, из-за всего этого цветок у одуванчика всегда золотисто-жёлтый?
- Нет, не так!
Но бывают ведь белые цветы и, потом, раз страстная привязанность к чему-то всегда обрекает человека на одиночество, согласимся и мы значить белый шарик, как цветок.
- Не надо мне таких глупых условий: значит - не значит.
Господи! Я очень боюсь предателей родины. Потому что всякий может наплевать на всякую условность: «значит - не значит». И для каждого не напасешься условностей для каждой печали.