Звонок раздался ранним утром.
- В школу ты вряд ли собирался, так что я решил позвонить сейчас, - сказал приятель посмеиваясь. - Ты приходи. На спортивную площадку на большой перемене. Тебе понравится! Мы классно провели ночь, а теперь время для фанфар и оркестра!
Он не дал Егору сказать и слова, сбросив звонок. Доковыляв до кресла, мальчишка плюхнулся в него, словно мешок с песком. Он чувствовал, что то, что случится сегодня, разорвёт его сердце на лоскуты, словно бультерьер тряпичную куклу. Вся жизнь, с самого начала взяв курс на скатывание по наклонной, готовила его к тому, что произойдёт завтра. Может, на школьный двор упадёт метеорит. Или Егор, переволновавшись, взорвётся, разбрызгивая вокруг смертоносную лаву, и в газетах потом будут публиковать интервью с выжившими: "Я сразу поняла, что от такого странного малого можно ожидать только проблем". Возможно даже, найдут его родителей, которые будут плакать и лепетать что-то невпопад, шатаясь от выкуренной травки и хватаясь друг за друга.
Как бы то ни было, он, точно закованный в цепи разбойник, не мог не явиться на собственную казнь. Хотя в глубине души уже зародилось подозрение, что казнить там будут не его, а Егору уготована роль почётного зрителя.
10.
Егор остановился в тени раскидистой липы, растущей за сетчатым забором, что опоясывал спортивную площадку. Большая перемена только началась, возле опрокинутых футбольных ворот грызла семечки и на спор ходила по перекладинам и бордюрам компания оторв из пятого или шестого класса. Младшеклассники шарахалась от Егора, а потом, сбившись в кучки, шушукались, показывая пальцами. Двое или трое ребят пинали мяч. На третьем этаже дежурные мыли окна, наполняя всю округу незабываемыми звуками, с которыми газета трётся о стекло.
Егор простоял так, прислонившись к забору, минут пять, и хотел уже уйти, когда кто-то крикнул: "Эй да это же гроза преступности и герой нашего города!", но тут увидел Матвея. Тот широким шагом мерил потрескавшийся бетон, а за ним, отставая на два шага, семенила Настя. На лице её была написана злость и решимость.
- Ты меня нарочно, что ли, весь день игнорируешь? Стой, кому говорю! Пары так себя друг с другом не ведут!
Матвей заметил Егора и, подмигнув ему, развернулся, картинно положив пальцы на лоб.
- Пары? Это мы с тобой - пара? Ты, наверное, шутишь. Мы переспали, только и всего.
Краем глаза Егор заметил компанию во главе с Олле, приближающуюся со стороны столовой, но бежать было поздно. Услышав голоса, подростки тоже остановились. В этот момент Матвей произнёс то, от чего всё вокруг затихло, будто мор пронёсся по школьному двору вместе с ветром, навеки останавливая дыхание и закрывая человеческие рты. Даже воробьи, дерущиеся за хлебные крошки возле мусорных баков, затихли.
- Ты уродина. Мутант.
- Но... - Настя уронила руки, - мы же...
- О да, покувыркались неплохо, - с удовлетворением сказал Матвей. Он иронично скривил рот. - Как удачно совпало, что у тебя родители уехали на выходные, правда?
Он продолжил, без всякого снисхождения глядя в глаза Насте:
- Мы учились вместе с первого класса. И виделись до этого. Только приехав в город, вы жили в соседнем доме. Ты помнишь?
- Да, - едва слышно сказала Настя. - Мы из Отрадного. Крымский полуостров, умирающее село рядом с неработающим маяком.
- Тогда ты должна помнить, какой была. В первый раз я увидел тебя играющей вечером у себя во дворе. Ты собирала с листьев светляков, строила для них из песка и прутьев дома. Целые города. Я подошёл к забору и спросил: "Что это у тебя?". Помнишь, что ты ответила? Наверняка нет. "Это город для всех бездомных, для всех потерявшихся. Укрытие от дождя".
- Я помню, - прошептала Настя. Ветер подхватил её слова и донёс до ушей Егора.
- А когда этот дождь пошёл, страшный, с громом и молнией, я слышал, как ты ревела, боясь, что все твои дома для несчастных лесных малюток сейчас смоет. В ту ночь я не мог уснуть - мне снился этот твой плачь.
- Правда?
Матвей свёл брови и заговорил жёстко и громко:
- Комета, может, и обронила часть своего света, но только для того, чтобы он выжег тебя изнутри. Сейчас ты просто кукла, без сердца, без сострадания, с ватой вместо мозгов, перенимающая поведение того, кто находится поблизости и способен задавить тебя своим показным авторитетом.
Компания Олле была неподалёку. Матвей не удостоил их и взглядом, но все прекрасно поняли, о чём речь.
Включать и выключать свет одной лишь силой мысли? - бросил напоследок Матвей. - До чего глупый дар!
- Но я... я же об этом не просила.
- И, тем не менее, ты им гордишься. Полагаешь, что стала особенной, что на твой свет непременно должен лететь каждый, о ком бы ты ни подумала. Ты пуста. Прогнила изнутри.
- Нет, смотри! - Настя поднялась на цыпочки, вцепившись руками в ворот Матвеевой майки. - Взгляни, я целая!
Она зажмурилась, и по рядам собравшихся прокатился дружный вздох: сквозь белую блузку вдруг потёк свет. Солнце побледнело, как матрона, готовая шлёпнуться в обморок при виде паука, опавшие берёзовые листья зашелестели между ног людей, словно ручьи позолоченной воды.
Егор знал анатомию настолько, насколько в его всегда сонном и апатичном разуме задерживались строки из учебника биологии (параграф 25: "Как мы устроены?"), однако сейчас он мог бы с лихвой восполнить пробелы в знаниях. Он видел сквозь ткань блузки, и дальше, сквозь кожу, пронизывая взглядом её слои, видел движения жидкостей во всех направлениях, пульсирующие светящиеся органы, похожие на кладку яиц, из которых вот-вот вылупится стайка дракончиков. Он мог разглядеть, как сокращаются стенки желудка, как воздух расправляет складки на лёгочных мешках.