— Это слово ты завтра должен будешь скрепить клятвой и жертвоприношением на моём алтаре в здешнем лесу. В первый и последний раз ты ступишь под сень этих деревьев безнаказанно, тебя защитит этот талисман, — «призрак» бросил мне на грудь увесистый медальон, и внезапным взмахом палаша погасил свечу, ввергая комнату в непроглядную темноту. — Бойся оступиться. Уходи навсегда. Иначе гибель твоя будет ужасна, — голос звучал теперь со стороны книжного шкафа, и я понял, что «генерал» отходит к потайному ходу.
Но и в такой темноте можно было различить белые одеяния девиц. Одна из них была рядом с «призраком» и уже заходила в потайной ход, вторая (та, что была слева, между кроватью и стеной) неспешно обходила меня, двигаясь вдоль стены и делая какие-то пассы, призванные, должно быть, напоследок произвести на меня впечатление. Повинуясь моментальному азарту, я вскочил с места, сгрёб её в охапку и, оттолкнув дверь, выбежал в хорошо освещённый внутренний двор.
Я не знал точно, где находятся комнаты моих спутников, и стал громко выкликать их по именам. Девица у меня в руках здорово перепугалась и начала вырываться, только когда я ступил под крытую галерею у здания напротив. Я заметил во дворе нескольких слуг, которые, вероятно, должны были нас сторожить, но всё произошло настолько неожиданно для них, что и они опешили и не успели ничего ни сказать, ни сделать, прежде чем навстречу ко мне выбежали Ким и оба молодца Чхве, Ёнсин и Юджин.
Поверенный, понимая всё без слов, перехватил у меня девицу и поясом скрутил ей руки за спиной. Потом, обернувшись к охранникам, по-корейски приказал им немедленно доставить хозяина хутора. В дверях моего флигеля как будто появилось и пропало чьё-то лицо. Как мне сейчас не хватало тех двух парней, оставленных в чэнъиньской больнице! Я обернулся к слугам во дворе:
— Живо туда! — я кивнул на флигель, а видя, что они не трогаются с места, добавил: — Эта девка пыталась меня убить, там её сообщники. Или хотите остаться без ушей?!
— Нет! Неправда! — вдруг подала голос девушка. — Я не пыталась никого убивать!
Ким пристально посмотрел на неё. Его заинтересовало то же, что и меня. Акцент. Речь учёного чиновника рафинирована и словно лишена родины. Столичный министр, яньский губернатор и префект на юге Шу говорят примерно одинаково. Но простолюдин, стоит ему открыть рот, выдаёт себя с головой. Школьный учитель риторики любил время от времени задавать нам загадки, ловко подражая известным обитателям гостевой слободы: вот говорит капитан Дуань, он из области Цинь и словно лает на отдельных словах; вот зазвучали вкрадчивые, медовые нотки — это речь басца, библиотекаря Го Фуфана; вот, чуть поморщившись, учитель переходит с высокой речи на свой родной чжаоский говор, и его мы тоже хорошо знаем. Напрягши память, я вспомнил, у кого слышал что-то похожее на произношение пойманной девицы — у мастера Сюй Чаньпу.
— Как тебя зовут? — спросил Ким.
Девушка молчала. Ким зашёл в свою комнату и вернулся с мокрым полотенцем. Слуги, которых я отправил во флигель, разумеется, никого не поймали и как-то сонно стояли поодаль. Но сразу оживились, когда молодцы Чхве вытащили во двор их хозяина. Оставив Кима стирать грим с лица моей пленницы, я направился к хуторянину, на ходу рассыпая грозные речи:
— Мерзавец! Ты подослал ко мне ночью убийц! На что позарился, глупец? На деньги и бумаги? Неужели не понимаешь, что завтра же будешь сидеть в колодках, в позорной клетке на площади Солана, а через неделю твою голову выставят у городских ворот, чтоб каждый плюнул тебе в глаза, пока их не выклюют вороны?
Возможно, говори мы с ним один на один, Оуян держался бы иначе, но сейчас Ёнсин пребольно выкручивал ему руку, а Юджин держал у горла клинок. Не будь этого обстоятельства, слуги уже давно скрутили бы нас самих, а теперь переглядывались, не зная, что делать.
— Да что с вами, сударь? — простонал хуторянин. — Нешто дурной сон привиделся? О каких убийцах вы говорите?
Его взгляд бегал туда-сюда и наконец остановился на пойманной мною девушке. За всей этой суетой я не заметил, как из спальни на костылях вышел Бянь. Но сразу услышал его голос, спокойный и негромкий, но уверенный:
— Эта девушка — из юэских индийцев.
После великого бедствия индийцы расселились в горной стране двумя большими группами по обе стороны ущелья Южного Ветра. Именно они составляют основную часть населения Чу, и когда началась война, мосты через великое ущелье разрушили не столько из боязни наступления чусцев на запад, сколько опасаясь вражеских баламутов, способных поднять восстание в Ба и Шу.