«Генерал Ван» фыркнул и отвернулся. На нём уже не было ни шлема, ни доспехов, но грим с лица он так и не стёр, отчего смотрелся комично. Богатырь, напротив, выглядел величественно и серьёзно — даже в грязной, оборванной дерюге. Наверное, именно таким, читая «Предания низин», я представлял себе князя Чандана из «Львиного кодекса».
— Ты говоришь, что сейчас мы живём, как дикие звери, — сказал он, вымеряя каждое слово. — И предлагаешь нам стать домашней скотиной в твоём загоне.
— Завтра все те, кто явится ко мне в Цинбао, получат новые документы и новую судьбу, которой вы сможете распоряжаться по своему желанию, — я на секунду достал из-за пазухи печать. — Я вам не враг, и вы не будьте моими врагами.
Богатырь отвернулся и пошёл к своим. «Генерал Ван» последовал за ним. В этом показном пренебрежении к элементарному этикету было что-то настолько целостное и естественное, что у меня даже не возникло возмущения: не по своей воле, но эти несчастные оказались отрезаны от государства и закона, и беззвучная, злая пустота заменяла им путь и ритуал.
— Мы придём, — обернулся «князь Чандан» напоследок. — Мы согласны на твои условия и не будем чинить тебе препятствий, если ты придёшь, как сейчас.
Я молча смотрел, как все они возвращаются в лес. Освобождённая девушка, кажется, рыдала, и седой богатырь неуклюже, по-медвежьи обнимал её за плечи одной рукой.
— Вы с ума сошли, — сказал со своего места Бянь, мимо которого, конечно, не пролетело ни одного слова. — Если малознакомые люди разбойного вида условились встретиться с тобой в лесу, последнее, что нужно делать, — это идти в лес.
Ночь близилась к завершению, и я решил напоследок поспать хотя бы пару часов — конечно, не во флигеле и выставив караул, — но провалился в сон до полудня. Оуян Шутай и его слуги оставались связаны и под надзором, а Киму и моей охране хватило деликатности не тревожить меня после долгого и беспокойного дня. Разбудил меня весёлый голос того же Бяня:
— Сударь, вы так проспите своё преступление! Я со сломанной ногой уже успел побывать в Солане и вернуться, а вы всё изволите валяться!
— В Солане? — спросил я тревожно.
— Конечно. Вы, кажется, собирались сегодня раздавать государственным изменникам новые документы — уж не хотите ли выписывать их на обыкновенной бумаге?
Перед моим носом возникла внушительная стопка тиснёных бланков соланской префектуры.
— Как вы их получили? — я окончательно расстался с сонливостью и смотрел на лукавое лицо чрезвычайного докладчика.
— Что за вопрос! — рассмеялся он. — Я же не спрашиваю вас, как вы получили такие живописные шрамы на пол-лица.
— Гуйшэни, — почему-то виновато улыбнулся я, непроизвольно касаясь рукой правой щеки.
— Ну, считайте, что и здесь что-то в этом роде, — ответил Бянь и помог мне встать.
Во дворе меня встретила госпожа Оуян. Всё это время она не смыкала глаз, подыскивая возможность поговорить о судьбе мужа, и сейчас упала в ноги вместе с двумя маленькими дочерьми. Её сбивчивый, слёзный рассказ подтверждал, собственно, всё то, до чего мы успели додуматься сами в течение ночи. Вообще Шутай был славным человеком, чутким до чужого горя. Когда-то, отправившись по делам на юг, он наткнулся на этих беженцев и добровольно взвалил на себя заботу о них, хотя понимал, что рискует очень многим. Несколько лет он старался скрывать это даже от собственной семьи, но постепенно о маленькой тайне хозяина хутора узнали все до последнего батрака. И вот удивительно — никто не отправился в префектуру с доносом!
— Успокойтесь, — сказал я, поднимая госпожу Оуян и её дочерей. — Вашему супругу ничего не грозит, но он слишком долго выстраивал игру, не решающую корня проблем, и сейчас, чтобы это решение стало возможным, мне приходится ломать возведённое им — и отчасти ломать его самого. Сегодня мы отправимся в Цинбао, и он с нами. После этого вы сможете освободить слуг и привести усадьбу в порядок. Но скажу и вам то же, что говорил другим: не делайте глупостей — они могут погубить всех вокруг.
Через час мы покинули хутор вшестером. Впереди мы с Кимом вели несчастного хуторянина. Позади молодцы Чхве несли на носилках хромоногого Бяня. Автор упомянутого мною доклада не обманывал насчёт дорог — если их ещё можно было назвать таковыми. Тот путь, которым мы продвигались, некогда был вымощен булыжником, но сейчас камни поросли мхом, тут и там между ними росли деревца, порой окрепшие настолько, что о них можно было опереться. Снега было на удивление немного. Я был готов к тому, что придётся брести в нём по колено, но он встречался лишь местами — белыми кляксами поверх грязи и мха. Человеческих следов я не заметил нигде. Похоже, у индийцев были какие-то свои потайные тропы.