Господин Чхве сощурил глаза — верный признак того, что мысль ему понравилась, но требует доработки.
— Сегодня, мой мальчик, всё чаще получается так, что воля Сына Неба — это воля министра Шэна, а к нему Тао Ханьло опасается даже подступиться.
— Столичный двор всё же шире, чем усадьба императорского шурина, — возразил я. — Да и окружение последнего не монолитно — к нему можно найти подход. Наконец, и губернатор Тао может действовать не лично, а полагаясь на чьё-то посредство. Например, ваше.
Чхве хлопнул по столу:
— В хорошую же историю ты меня впутываешь!
— С вашей стороны это не более чем жест доброй воли. Вы можете сразу сказать Тао, что за результат не ручаетесь, он и за это будет вам благодарен. Но подумайте, насколько было бы лучше, если бы все нужные грузы пришли не на плоскогорье, а в Лиян. Или на Дуншань.
Префект кивнул и жестом пригласил меня продолжить мысль.
— В гостевой слободе есть люди, прежде служившие в Тайцзине. Некоторые имели там такую репутацию, что и сейчас одного их слова, сказанного нужному царедворцу, достаточно, чтобы привести в действие сложный столичный механизм принятия и изменения решений. Но выбирать, с кем говорить, и собственно говорить такой человек должен лично. Я мог бы сопроводить его до предместий Тайцзина и обратно. На всё ушло бы месяца полтора.
— Ты говоришь гипотетически или о ком-то конкретном?
— Я говорю о Юань Мине, чья биография частично мне известна.
Воцарилась тишина. Господин Чхве смотрел поверх моей головы, и я всё боялся вопроса о том, что́ именно мне известно и откуда. Но он так и не прозвучал.
— Юань Мин, наверное, подойдёт, — сказал наконец префект, переводя взгляд на меня. — Подожди, я напишу ему записку.
Он взялся за кисточку. Я как можно скромнее попросил составить распоряжение и трём Линям — об их переводе в Цинбао. Кроме них оставались ещё доктор Дяо и собственно Су, но первый был уже очень плох и страдал расстройством памяти, а с последним я не смел давать правителю рекомендаций.
— Ещё пару дней продержи Бяня у себя, потом представь его мне, — говорил господин Чхве по ходу письма. — Если он переселится в гостевую слободу, выходи с Юанем незамедлительно. Записку, пожалуйста, передай ему сам. От этого многое зависит.
Он положил её в конверт, запечатал его и передал мне. Я поклонился и вышел, решив, несмотря на раннее время, доставить конверт немедленно — чтобы после уже не оставлять без присмотра моего опасного гостя. До слободы я отправился пешком. Первое утро нового года было тихим и безлюдным. За всё время я увидел на улице только одного пешехода — высокая фигура в тёплом зимнем плаще двигалась передо мной шагах в пятидесяти, неизменно в том же направлении, что и я. Мне стало очень любопытно, кто же это. Человек шёл, не оборачиваясь. Миновал ворота, вошёл в слободу, выбрал ту же улицу, которая была нужна мне, поравнялся с домом, где жил Юань Мин, и зашёл внутрь.
Глава тридцатая. Отражённый Феникс завершает портрет, молодой чиновник получает вышитый оберег
Мне открыли не сразу. Пока я ждал, время от времени терзая дверное кольцо, пошёл снег. Наконец хмурый и заспанный слуга приотворил створку ворот. Он уже — по лицу было видно — собирался выбранить раннего визитёра, но, увидев на пороге чиновника, согнулся в поклоне. Я благожелательно поздравил его и спросил, проснулись ли уже обитатели дома.
— Старикам что праздник, что будний день, — заплетающимся языком сказал привратник. — Они до рассвета на ногах. Это я, ничтожный, прикорнул.
— А кто заходил только что, передо мной? — продолжил я уже в переднем дворике.
Привратник посмотрел на меня пустыми, недоуменными глазами:
— Да разве же кто заходил? Спал же я, говорю… От вашего стука только и проснулся. А что-то случилось? Я сейчас всё обыщу!
— Нет, не нужно, — ответил я.
На инее брусчатки взгляд выхватил три уверенных линии следов — они ещё не успели скрыться под хлопьями снега или пострадать от шаркающей походки привратника. Одна — от гостиной до ворот, поверх — две от ворот до гостиной. Кто-то ждал человека, пришедшего до меня, и только что открыл ему изнутри. Но усилием воли я отогнал от себя неприятные мысли: из-за Бянь Мэнцая восприятие обострялось, всё неизвестное казалось подозрительным, но навязывать свою мнительность другим… «Если уж очень хочется познакомиться с этим гостем, — усмехнулся я про себя, — он сейчас наверняка сидит в гостиной».