В один и тот же день и час язвы земли раскрылись: вспыхнули вулканы, закипело море и растрескалась суша. Из недр на поверхность хлынул густой ядовитый туман и укутал планету толстым смертоносным одеялом. Вдыхавшие его умирали в ужасных мучениях. Он разъедал кожу и выжигал лёгкие, ослеплял и оглушал — и те, кто не погиб сразу, умирали долго и мучительно. Спаслись только те, кто бежал в горы. Не всем повезло так, как нам. Многие народы, освоившие низины, сгинули в них без следа. У нас же была рядом горная страна — и Первый Лидер увёл в неё китайцев и корейцев, а с ними индийцев и других наших соседей. Многие знания оказались утеряны, многие имена искажены, а для нас наступила новая эпоха — скудости и невзгод, великих подвигов и великих потерь. И пока с подножий гор не сходит туман, эта эпоха продолжается.
Это повествование меня завораживало. Помню, как я рисовал небесные лодки и стальных боевых зверей, помню, как мне хотелось узнать об этих временах больше, но приставать к отцу с расспросами я боялся — и обратился к нашему учителю. Тот строго и важно посоветовал мне внимательнее читать учебные книги. В учебных книгах история начиналась с Первого Лидера, и до него словно не было ничего и никого.
И ещё помню (почему-то захотелось об этом написать): сумерки, мы с ребятами стоим во дворе школы, и Сяоэр, которому я как-то проговорился, кричит, тронув меня за плечо и указывая в небо:
— Ты смотри! Что это по небу плывёт?
Я тут же вытянул шею и даже встал на цыпочки. А Шикуай насмешливо сказал:
— Подсадить, коротышка? Не видать, небось!
Я тогда сильно обиделся на шутку — а особенно на «коротышку». До самого окончания школы я рос очень плохо и был ниже всех своих сверстников, да к тому же щуплым. Когда-то отец вкопал во дворе особый столбик, на котором я отмечал свой рост, и одно время я по нескольку раз в неделю (бывало, и каждый день) подходил к нему, и горько досадовал, что не вырос ни насколько. А позже оказалось — хорошо, что не вырос.
Мне было четырнадцать лет, и я всё так же нет-нет да сбегал из школы за город — поговорить с удальцами-караульными. Кое с кем я успел сдружиться, а один из них, громадина по прозвищу Бао Бревно, даже побратался со мною и подарил мне нож, острый, тяжёлый, с гравировкой: «Навстречу смерти». Вместе мы выглядели потешно: огромная гора мускулов и рядом — я, тощий воробушек. Я знал, когда и куда Бао назначают в караулы, и порою, вместо того чтобы идти на учёбу, шёл к нему — вместе сторожить гуйшэня.
Однажды внизу горы патрульные нашли не одну «грушу», а две, лежащие рядом. Капитан Дуань решил не выставлять дополнительный пост и ограничиться двумя бойцами. В конце концов, в момент пробуждения времени обычно более чем достаточно, чтобы справится и с двумя. Я каждый вечер бегал посмотреть, не проснулись ли чудовища, а однажды отправился туда с самого утра — в карауле как раз стоял Бао.
— О, братец, здоро́во! — радостно закричал он, издали увидев меня.
Я подошёл, поклонился, как было положено, и сел на скалу. Бао примостился рядом. Его сослуживец спал, что было строго запрещено. В этой части Дуншань весь изрыт пещерками и усыпан валунами. Бао кивнул на них и весело сказал, что, наверное, в каждом из них спрятано по «груше», которые только ждут своего часа, чтобы принести награды для удальцов. И, достав из-за пазухи засохший кусок сыра, разломил пополам:
— Постоишь в карауле за меня?
— Конечно! — радостно согласился я.
— Да я пошутил, — Бао добродушно потрепал меня по плечу.
Я быстро съел свою половину и сидел на холодном камне, болтая ногами и поглядывая на туман. Густое марево то и дело меняло цвета. В то утро оно было тёмно-красного цвета. Вдруг я заметил белые прожилки, вначале тонкие, потом всё более уверенные, и вот уже весь туман побелел.
— Гуйшэни! — крикнул я.
Каменная скорлупа трескалась на обоих. Бао спрыгнул со скалы, схватил копьё и пнул товарища в бок. Тот осоловело вскочил и принялся поправлять шлем и одежду, видно, решив, что на подходе проверка. Потом, сообразив, что к чему, потянулся к тубусу с приказом, попутно лепеча: «Законной властью повелевается…» Ближайшая ко мне груша рассыпалась, и я впервые так близко увидел живого гуйшэня. Чудовище расправляло крылья и таращило глаза прямо на меня. Распахнулась необычайно широкая пасть — что называется, от уха до уха, вся усыпанная длинными кривыми зубами. Бао крикнул: «Скушай!» — и вогнал ему копьё в глотку. Второй караульный бросился к тому месту, где лежала другая «груша», и отчаянно выругался.