В случае с Шанхаем они физически выбили бы этот порог. Однажды днем летом 1832 года 350-тонное судно «Лорд Амхерст», вышедшее из порта Макао, локтями пробиралось мимо многомачтовых военных джонок на реке Вангпу, прежде чем бросить якорь среди сампанов, плавающих возле маленькой рыбацкой деревушки в устье Усунга. Внутри его корпуса находились лучшие товары Британской империи: бязь из Манчестера, сукно из Котсуолдса, хлопок-сырец с мельниц Бомбея. Хотя корабль был заказан Британской Ост-Индской компанией, на нем не развевался красный флаг королевской компании. На борту находился преподобный Гутцлаф, протестантский миссионер из Померании, путешествовавший без воротничка и сутаны. Для целей путешествия Гутцлафф, свободно владевший несколькими китайскими диалектами, изменил свое имя с Чарльза на «Чиа-ли» и окрестил суперкарго корабля — Гамильтона Линдсея, которому компания поручила следить за грузом судна, — «Ху-хиа-ми». Замаскированные под купцов, направляющихся в Японию, они выполняли секретную миссию, целью которой было «выяснить, насколько северные порты империи могут быть постепенно открыты для британской торговли».
На гребной лодке, мимо пристаней и больших складов, Линдсей, Гутцлаф и двое самых крепких тархов корабля, Симпсон и Стивенс, проследовали через городские ворота в обнесенный стеной город. Когда они подошли к вздернутым фронтонам «Ямэня», где находился «Таотай» — высший представитель династии Цин в Шанхае, — китайские стражники попытались захлопнуть и запереть деревянные двери против незваных гостей.
«Мы успели как раз вовремя, чтобы предотвратить это», — вспоминал позже Линдсей,
и, отодвинув ворота, вошли во внешний двор Ямена. Но три двери, ведущие во внутренний двор, были закрыты и заперты, когда мы вошли… Господа Симпсон и Стивенс решили этот вопрос двумя энергичными ударами плеч в центральную дверь, которые сотрясли ее с петель и с большим грохотом опустили.
В большом зале правосудия они обнаружили, что Таотай в этот день отсутствует. Когда Линдсей, намереваясь представить петицию, которая позволила бы им открыто торговать и распространять Библии среди жителей Шанхая, осмелился занять место за столом, не получив предварительного разрешения, самый высокопоставленный чиновник бросил на него взгляд, встал и, не говоря ни слова, покинул зал. Остальные чиновники, предложив варварам чашки чая, попросили их вернуться позже.
Несмотря на холодный прием, Гутцлафф и Линдсей оценили свой визит как успешный. За восемнадцать дней, которые «Лорд Амхерст» простоял на якоре в Шанхае, Гутцлафф и Линдсей успели обратить внимание на местную топографию, а также на то, что до 400 грузовых судов — большинство из них большие четырехмачтовые джонки с севера — каждый день проплывали мимо устья реки Усунг. Что еще более важно, на протяжении всего их путешествия к кораблю подплывали гонцы с берега с посланиями от местных купцов, умолявших их продать свой груз. Купцы, как они быстро поняли, не проявили никакого интереса к библиям Гутцлафа, страницы которых впоследствии можно будет найти засунутыми в дыры в домах бедняков, чтобы уберечься от сквозняков. Но если у почтенного Ху-ся-ми в трюме есть яньту — «грязь западных морей», они были готовы к переговорам.
В этом плавании Линдси не имел янгту для продажи. Чтобы сохранить прикрытие невинного торговца, из груза «Лорда Амхерста» был намеренно исключен товар, которого больше всего желали китайские купцы: опиум высшего качества, собранный на бенгальских маковых полях, переработанный в Калькутте и отправленный на быстром, не знавшем муссонов опиумном клипере в Кантон. Для Ост-Индской компании, обладавшей монополией на его импорт, опиум был дойной коровой. В Китае его импорт и курение были запрещены императорским указом уже более века. Везти его на такой непроверенный рынок, как Шанхай, было бы открытой провокацией.
Но Линдсей и Гутцлафф, видя, с каким нетерпением местные купцы ждут торговли, знали, что номинальное сопротивление маньчжурских бюрократов будет легко преодолено. Шанхай, сообщили они Компании по возвращении в Макао, скоро будет открыт для бизнеса.