Проклятая социальная разница! Оказывается, спуститься на несколько ступенек порой сложнее, чем вскарабкаться наверх, стоящая внизу не поверит в симпатию. Заподозрит насмешку.
Но как хотелось с головой зарыться в лежавший на дне ил! Знал, – перемочь состояние не удастся. Если не получится с Загодеевой, – а сегодня решил – наверняка так и выйдет, – будет искать другую, аналогичную. Именно техническое слово. С очередной тоже вероятна неудача. Но Татьяна Загодеева уже невольно включила в нем механизм желания, – каждый новый день, не принесший удовлетворения, исполнится жаждой. К черту! Алексей поставил на стол кружку с недопитым чаем так, что звякнула остальная посуда.
Верочка обернулась, внимательно посмотрела на него, но промолчала, – знала: в голове мужа частенько бродят не касающиеся ее мысли. Не стоит им мешать...
Необходима решительность, – покончить с вопросом в ближайшее время: или завяжет с Загодеевой неофициальные отношения или... Главное тогда – не зацикливаться на желании. Не удалось реализовать, – немедленно задушить, отвлечься. Такой опыт был. Не в первый же раз очень хочется определенную женщину, а ничего с ней не выходит. С шансом номер один дело верное, – вдарит по нему. И дым коромыслом! Пропьет, позабудет неудачу.
Но существует загвоздка: с Загодеевой решится через неделю, не раньше, – именно в такой срок вновь идти на чаеразвесочную фабрику. Ожидание не перенесет: станет нервным, переругается со всеми в редакции, а уж по поводу Верочки сомневаться нечего – доведет до истерики... Жену стоило пожалеть... И единственное, чем мог ей теперь помочь, – встретиться с Загодеевой не откладывая, сегодня.
Алексей не заметил, как бросив недоеденный завтрак, поднялся из-за стола, перешел в гостиную, начал звонить главному редактору. Предлог для изменения корреспондентского задания (по плану значилось: считка материалов с авторами, «снятие» вопросов) был. Слава Богу, повод пойти куда хочется у журналиста
найдется. Решил сказать главному: нужно срочно посетить фабрику и уточнить несколько цифр. Иначе, безусловно, материал выйдет неконкретным. А кому охота позорить себя плохим, «обо всем и ни о чем» материалом! Да и читатель предпочитает строгие факты!
Дождя не было, – прекратился под утро. Впрочем, небо оставалось пасмурным и затишье выглядело непрочным. Пожилые люди и домохозяйки, выбравшиеся до полудня в магазин, торопились завершить покупки и возвратиться домой прежде чем лучи подернутся кругами от первых капель, а кроны деревьев замашут голыми сучьями, встречая ветер.
Алексею же предстоял долгий день, – путь лежал на чаеразвесочную. Но он скорее согласился бы вконец простудиться, нежели изменить маршрут...
Краснокирпичные здания цехов выглядели нынче особенно угрюмыми. Окруженные глухим забором, больше походили на тюрьму, но никак не на место, где свободный человек может реализовать благородную потребность трудиться. Взять хотя бы узкие оконца, – глядя на них, Алексей сразу представлял дно колодца, на которое сверху, в распахнутый люк, падает жиденький сноп света. Впрочем, это только его фантазия. Ведь цеха фабрики освещались электричеством.
На проходной потерял минут двадцать, – созванивался с директором фабрики, заказывал пропуск. Еще минут пятнадцать плутал без провожатого по территории. В прошлый раз особенно не старался запоминать расположение цехов, проходов, зданий. Наконец, больше по наитию, – народу вокруг, как назло, не было, спросить нельзя, – ввалился в подъезд. Через секунду узнал место, —
нужное! Справа от входа – приметный гипсовый бюст Ленина. Итак, у цели!
Словно спортсмен, готовящийся к прыжку, с шумом выдохнул воздух. Обернулся: позади него в подъезд нырнул рабочий. Сквозь приоткрывшуюся дверь Алексей увидел: по асфальту ударили первые капли дождя. «Только так это и могло начаться!» – подумал он.
«Ребенок, по крайней мере на вид —недоразвитый», – в первое мгновение показалось Алексею. Мальчик сидел на полу комнаты, где корреспондент впервые увидал Загодееву, и возился с облезлым плюшевым медведем.
– Здравствуйте, я к вам, – подняв глаза от дитяти, пускавшего на грязный пол слюни, сказал Алексей. Голос прозвучал сипло.
– Ваш?.. – спросил он, в упор уставившись на Загодееву, показывая на мальчика рукой.
– Мой... – протянула она испуганно. – А вы чего пришли? Или тогда не все расспросили?..
Закрыв амбарную книгу, Татьяна Загодеева поднялась из-за стола, улыбнулась. Как и в прошлый раз, из-за золотого зуба ее улыбка показалась Алексею вульгарной.
– Чего-то корреспонденты к нам зачастили... – она сделала несколько шагов ему навстречу.
Алексей ухмыльнулся и, не стесняясь, жадно оглядел ее: темные волосы завиты кольцами, – перманент, в овале лица нечто монголоидное, особенно скулы. А губы накрашены ничуть не слабее, чем у европеизированной шлюхи, продающей себя на «уголке» у «Националя». Плечи довольно развитые. Талия молодой работницы была скрыта просторным халатом, однако по упругим и легким движениям представлялось: крепкая, еще не успевшая ожиреть, сильная самка. Красивые, немного волосатые ноги обуты в стоптанные домашние тапочки.
Алексей шагнул ближе к Загодеевой и теперь стоял возле ее сынишки:
– Нечего бояться корреспондентов. Такие же люди... С простыми желаниями, – нарочно медлил, не доставал блокнот, не задавал вопросов. Разводить церемонии, демонстрировать до норы безразличие и сугубо деловой, якобы, интерес, – не в его правилах. Алексей порой оставался с носом, но не жалел о наскоке. Объяснял себе просто: «Их столько, что если с каждой разводить мерихлюндии, – сил не хватит! Пятеро скажут нахал, другие пятеро подумают – настоящий мужчина, не робкий импотент!»
В этот момент мальчик перестал трепать и без того рваное медвежье ухо, потянулся ручонкой к грязным ботинкам незнакомого дяди. Алексей мгновенно шагнул в сторону. Мальчонка непонимающе поднял совершенно безволосую, бугристую голову и взглянул на дядю. Лицо его стало обиженным. Из уголка рта потекла слюна.
– Дома оставить не с кем, – извиняясь, пробормотала Загодеева. – У свекрови брат умер. Муж с ней во Владимире. На похоронах. С утречка проводила и вот... Сережка, не трогай грязные ботинки!..
Пока Алексей смотрел на Татьяну, сынишка подполз ближе и схватился за шнурок.
Загодеева подняла сына с полу, взяла на руки. Теперь их с Алексеем разделяло не более полушага.
– Скверно, очень скверно... – глядя в глаза, произнес тот. – Значит, в кабак не получится?.. Раз сына оставить не с кем.
– В кабак?.. – не отведя взгляда, задумчиво прищурившись, переспросила она. – В кабак, конечно, не выйдет... Да и куда нам, лаптям, в кабаки...
И вслед, перейдя на «ты»:
– А если домой ко мне завтра придешь...
– Скажи адресок, приду... – Алексей почувствовал, как заломило зубы. Так бывало, когда нервничал, волновался.
– Боровая, дом где продуктовый, квартира семнадцать... Надо чего по делу спросить?.. Давай быстрей, а то он сейчас обоссытся...
«Обалдеть! Верняк! Сомневался: корреспондент, испугается... Как по маслу. Да она больше меня хочет!» – Алексей едва справлялся с возбуждением, настроение было лихорадочно-приподнятым. В таком состоянии внешнее спокойствие давалось нелегко. От утренней подавленности не оставалось и следа, – крайние перепады настроения Алексею были свойственны. Сейчас, осторожно ступая, он возвращался к столику, за которым поджидала совсем не та, о которой он думал, а «шанс номер один» – Ирочка, молоденькая выпускница факультета журналистики, неделю назад поступившая на работу в редакцию.