«Боже, — молился мистер Левер, — не дай Дэвидсону умереть. Позволь ему только заболеть и порадоваться моему приходу. — Его ужасала сама мысль о том, что он больше не сможет содержать Эмили. — Господи, ради нее я готов на все», — но это была лишь пустая фраза; он понятия не имел, на что готов пойти ради Эмили. Они счастливо прожили тридцать пять лет, изменял он ей лишь от случая к случаю, обычно после обедов с ротарианцами и их подначиваний, но, даже если он и залезал под чью-нибудь юбку, то все же ни на секунду не усомнился в том, что только с ней может быть счастлив. А теперь, когда они оба постарели и нуждались во взаимной поддержке, он потерял все деньги, и по всему выходило, что их ждет разлука. Мистер Левер полагал, что это жестоко, несправедливо.
Но Дэвидсон, разумеется, не умер. С чего, собственно, ему умирать? Черные дружелюбны. Люди говорили, что страна небезопасна для здоровья, но он еще ни разу не слышал писка москита. И потом, от малярии не умирают, лежат под одеялами, пьют хинин, чувствуют себя прескверно, и ждут, пока болезнь уйдет вместе с потом. Существовала еще опасность дизентерии, но Дэвидсон не раз и не два отправлялся в экспедиции и прекрасно знал: если вскипятить и отфильтровать воду, о болезни можно не думать. Вода, конечно, не внушала доверия. Не стоило даже мочить в ней ноги, чтобы не подцепить какой-нибудь грибок или паразита, вроде ришты, но ведь от червя тоже еще никто не умирал.
Мистер Левер лежал в кровати, мысли его ходили по кругу, и он не мог уснуть. Он размышлял о том, что от такой дряни, как ришта, не умирают. Да, на ноге появляется язва, а если опустить ногу в таз с водой, то можно увидеть, как всплывают яйца, отложенные червем. Приходится находить конец червя, похожего на нить, наматывать на спичку и осторожно вытаскивать из ноги, стараясь не разорвать. Потому что головка ришты может находиться где-нибудь у колена. «Я слишком стар для этой страны», — думал мистер Левер.
А потом у кровати вновь появился бой. Прошептал сквозь москитную сетку: «Масса, носильщики говорят, что уходят домой».
— Уходят домой? — устало переспросил мистер Левер. Как часто он это уже слышал. — А почему они хотят уйти домой? — В принципе, ему вовсе не хотелось знать причину такого решения: людей племени банде нельзя посылать за водой, потому что старший у них — банде, и кто-то украл пустую жестянку и продал в деревне за пенни, а путь на следующий день предстоял уж очень далекий... — Скажи им, они могут идти домой. Утром я им заплачу. Но подарка они не получат. Они получили бы большой подарок, если бы остались. — Он не сомневался, что это очередная уловка черных, и его просто хотят провести.
— Да, масса. Они не хотят подарка.
— Это еще почему?
— Они боятся москита, который укусил белого человека.
— Я найму носильщиков в деревне. А те могут идти домой.
— Я тоже, масса.
— Убирайся, — бросил мистер Левер. Последняя фраза переполнила чашу терпения. — Убирайся и дай мне поспать. — Бой тут же ушел, послушный, хоть и дезертир, а мистер Левер подумал: «Поспать! Разве это возможно?» Откинул сетку, вылез из кровати (опять встал на пол босыми ногами, наплевав на блох), поискал шкатулку с лекарствами. Конечно, она оказалась заперта, пришлось открывать чемодан и доставать ключ из кармана брюк. К тому моменту, как мистер Левер нашел снотворное, нервы его совершенно расшатались, а потому он принял сразу три таблетки. Он погрузился в тяжелый сон без сновидений, однако, проснувшись, обнаружил, что во сне махнул рукой и откинул сетку. Будь в хижине хоть один москит, укус был бы неизбежен, но никто в деревне москитов не видел.
Мистер Левер сразу понял, что никакой катастрофы не произошло. Деревня, названия которой он не знал, расположилась на вершине холма. С востока и запада к маленькому плато подступал лес. На западе он еще напоминал темную бесформенную массу, вроде большого грозового облака, на востоке уже видны были высокие тополя, поднимающиеся над пальмами. Мистера Левера всегда будили до зари, но в этот день никто не удосужился заглянуть к нему в хижину. Несколько носильщиков сидели неподалеку, о чем-то переговариваясь. Среди них мистер Левер заметил и боя. Он вернулся в хижину, оделся, приговаривая: «Я должен проявить твердость», но на самом деле он очень боялся, боялся, что останется один, что ему придется возвращаться.