- Спокойной ночи! - растянув губы в деланной улыбке, шагнула вперед, оставив его стоять на пороге.
Я обернулась, чтобы прикрыть дверь. Позади раздался бесстрастный, спокойный голос:
- Мира!.
Амир стоял на прежнем месте, прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди.
- Что?
- Знаешь, что я люблю меньше всего на свете? - Его непререкаемый тон подсказал, что вопрос задан не просто так, и я настороженно покачала головой, гадая, что за этим последует. Он не стал держать меня в неведении:
- Терпеть не могу спать один, когда рядом в соседней комнате есть кто-то, кому, черт возьми, следовало бы лечь со мной.
Множество самых различных чувств за одно мгновение промелькнуло на моем лице: смущение, стыд, неловкость, сомнение, нерешительность… но все же я, слегка улыбнувшись, твердо сказала:
- Спокойной ночи.
Я склонив голову, стояла возле кровати Дианы, измученная желаниями и сомнениями, которые не могла ни объяснить, ни унять. Моя беременность пока еще ничем не проявилась внешне, но, очевидно, вносила хаос и смуту в мои чувства. Менее часа назад я приходила в ужас от одной мысли, что очутилась в постели с Амиром, сейчас же хотела этого больше всего на свете. Здравый смысл предостерегал, что будущее, и без того ужасающее, неопределенно и отдаться неумолимо возрастающему притяжению к этому человеку означает еще больше все усложнить. В тридцать лет он был гораздо опытнее во всех сторонах жизни, жизни, совершенно мне чуждой и незнакомой.
Шесть недель назад он был в смокинге и ничем не отличался от других знакомых мне мужчин. Но теперь, в джинсах и рубашке, казался каким-то приземленным, и это одновременно и привлекало, и тревожило меня. Амир хотел, чтобы я пришла к нему сегодня, и без обиняков сказал об этом. Во всем, что касалось женщин и секса, Амир, очевидно, он ведь взрослый мужчина и мог, не стесняясь, дерзко объяснить, чего хочет от меня. Он не просил, не пытался убедить, а почти приказывал! Без сомнения, он выглядел неотразимым соблазнителем, и почему бы нет? В ночь самой первой встречи он сумел заставить меня извиваться и кричать от страсти, хотя я была насмерть перепугана.
Амир точно знал, какая ласка, какое прикосновение сможет заставить меня потерять разум, и весь его сексуальный опыт, очевидно и он должно быть, занимался любовью сотни раз сотнями способов и с сотней женщин. Но даже сознавая это, я была вне себя при мысли о том, что Амир ничего не испытывает ко мне, кроме чисто физического влечения. Правда, он за полтора месяца ни разу не позвонил, но правда и то, что я была настолько расстроена в ту ночь, что ничем не показала, будто ждала его звонка. Теперь же, в тишине ночи, после его рассказа о планах на будущее, у меня, появилось чувство, что он хотел добиться чего-то в жизни, прежде чем позвонить мне в следующий раз.
Я вспомнила о том, как глубоко повлияла на Амира смерть матери; мальчик, способный на такую скорбь, не мог вырасти пустым, безответственным и бесчувственным человеком, ничем не интересующимся, кроме женщин…
Я оборвала себя. Амира никак нельзя назвать безответственным. За все это время он ни разу не пытался избежать ответственности за будущего ребенка. Кроме того, если верить Диане, Амир не один год нес тяжелый груз забот о семье.
Если на уме у него был только секс, почему он не попытался уговорить меня лечь с ним сегодня, хотя ясно дал понять, что желает этого?
Я вспомнила нежность, сиявшую в серых глазах, когда он спросил, так ли она сладка, как кажется. И то же выражение согревало его взгляд каждый раз, когда он смотрел на меня пока, мы сидели на крыльце.
Почему Амир не пытался уговорить ее пойти с ним?
И тут словно молния ударила в мозг с такой силой, что у меня ноги подкосились от странной догадки. Амир определенно хотел меня и, конечно, знал, чем и как убедить, но отказался сделать это. Ему нужно было не только мое тело. Сама не зная почему, я была уверена в этом.
Я выпрямилась, дрожа от неуверенности, бессознательно положив руку на пока еще плоский живот. Я была напугана, смущена и чувствовала, как человек, которого я почти не знаю и не понимаю, властно притягивает меня.
С бешено бьющимся сердцем я потихоньку вышла в коридор. Дверь его комнаты была открыта, я видела это, когда выходила из ванной. Если Амир уже успел заснуть, я просто вернусь назад и лягу спать.
Я встала на пороге, наблюдая за спящим Амиром. Лунный свет, пробиваясь сквозь прозрачные занавески, падал на его лицо. Я немного успокоилась, но по-прежнему не двигалась с места, поражаясь буйству чувств, заставивших меня сюда прийти. Похоже, я потеряла голову.
Расстроившись, я повернулась, чтобы уйти.
- Не уходи!
Бесцеремонное приказание заставило меня круто развернуться, так, что копна волос рассыпалась по плечам. Не совсем уверенная в истинном смысле его слов, я безуспешно попыталась разглядеть лицо мужчины в темноте и наконец шагнула вперед.
Когда я подошла к кровати Амир подвинулся и откинул простыню. Поколебавшись я села на постель, совсем близко, расширенными от смущения глазами изучая его лицо.
- Не знаю почему, - тихо, дрожащим голосом выговорила наконец, - но сейчас я боюсь куда больше, чем в тот раз.
Амир мрачновато улыбнулся и погладил меня по щеке:
- Представь, и я тоже.
За этим последовало долгое молчание. Мы не шевелились, если не считать того, что Амир осторожно ласкал большим пальцем мою шею. Мы словно чувствовали, что сейчас, в следующее мгновение предстоит сделать первый шаг по неведомой и, возможно, опасной дороге. Я ощущала это подсознательно, а вот Амир видимо понимал совершенно ясно, однако было что-то бесконечно верное и правильное в том, что мы собирались сделать. Я больше не была богатой наследницей из другого мира, я стала просто женщиной, которой Амир хотел обладать с того момента, как увидел впервые. И теперь эта женщина сидела рядом, и светлые пряди волос разметались по его руке густыми атласными струями.
- Думаю, справедливо будет предупредить тебя, - прошептал он, с силой обхватывая мою шею и притягивая мои губы к своим, - что сейчас мы рискуем куда больше, чем шесть недель назад.