- Марк и я работаем над деталями. Продавец согласился разделить участки, и мы готовы составить договор.
Росман снова коротко кивнул в знак того, что все понял, и обратился к расположившемуся справа главному бухгалтеру:
- Евгений Николаевич, что скажете вы?
Бухгалтер сверился со своим блокнотом. Как главный финансовый администратор, Евгений Николаевич отвечал за все денежные операции, включая работу кредитного отдела торговых центров. Двадцать лет на службе у Станислава Росмана были, по моему мнению, причиной того, что мужчина потерял почти все волосы и выглядел на десять лет старше своих пятидесяти лет. По убеждению Росмана, ни финансовый отдел, ни юридический, ни отдел кадров не приносили дохода, и поэтому нужно относиться к ним как к неизбежному злу. Однако он всячески третировал их и ненавидел тот факт, что главы этих отделов вечно приводили причины, по которым он не мог предпринять, что-то, вместо того чтобы объяснить, как лучше это сделать. Евгению Николаевичу оставалось целых десять лет до того вожделенного дня, когда он сможет наконец уйти на покой, и по временам я не понимала, каким образом ему удастся дотянуть до пенсии. И сейчас в отчетливом голосе бухгалтера слышались нерешительные нотки:
- В прошлом месяце мы получили рекордное количество заявлений с просьбой предоставить кредитные карточки - почти десять тысяч.
- И сколько утверждено?
- Приблизительно шестьдесят пять процентов.
- Какого черта… — бешено взорвался Росман, отчитывая бухгалтера, но внезапно вспомнив о больном сердце, сделал видимое усилие, чтобы успокоиться.
- Но мы отказывали людям, по нашему мнению, некредитоспособным, Станислав Исаевич, - твердо, рассудительно объяснил Евгений Николаевич. - Тем, кто никогда не заплатит за взятую вещь. Вы считаете, что понесли на этом убытки, а по моему мнению, служащие кредитного отдела сэкономили «Росман компани» целое состояние, избавив фирму от необходимости пытаться собрать долги с нечестных покупателей! Именно поэтому я и разработал перечень требований, которым должен удовлетворять каждый, кто желает получить у нас кредитную карточку, а эти три тысячи человек не смогли им соответствовать.
- Потому что ваши критерии чертовски высоки! — вкрадчиво вставил Олег Яновски, второй вице-президент компании.
- Почему вы так считаете? — немедленно вскинулся отец, всегда готовый найти недостаток в работе главного бухгалтера.
И пока отец выяснял причины некредитоспособности, я нервно поглядывала на часы. Время шло, а мне нужно было ехать в школу за сыном.
- Значит, она оказалась некредитоспособной, — отпарировал бухгалтер. Они говорили о племяннице-студентке Яновски, которой не дали у нас кредит.
- Неужели? — издевательски протянул Яновски.
Бухгалтер, помрачнев, кивнул:
- Очевидно, именно так оно и есть.
И тут не выдержав я вмешалась, зная, что бухгалтер будет мужественно и до конца отстаивать свои действия, но все же не наберется смелости указать Росману на его собственные ошибки, поскольку именно отец приказал отсеивать студентов. Побуждаемая бескорыстным желанием защитить Евгения Николаевича и крайне эгоистичным стремлением избежать очередного бесконечного словесного поединка, который мне и всем остальным придется выдержать, я перебила очередную тираду отца.
- Когда этот вопрос возник в последний раз, — почтительно и одновременно спокойно объявила я, - вы сами говорили, что студенты редко бывают кредитоспособны, и велели Евгению Николаевичу отказывать всем, за очень редкими исключениями.
Смотрю в монитор и вижу как в конференц-зале сгустилось молчание, неестественное, настороженное, как всегда бывало, когда я осмеливалась противоречить Росману, но сегодня атмосфера была особенно напряженной: все искали хоть каких-то признаков снисходительности отца по отношению к дочери, означавшей, что выбор сделан и я стану преемницей отца. Но, по правде говоря, папа был не более взыскательным, чем любой другой крупный розничный торговец, и я знала это. И возражала не против его требований, а против резких, властных манер и пренебрежительного обращения со служащими. Остальные администраторы, собравшиеся в зале, выбрали такую работу, заранее зная, насколько это тяжелое, изнурительное занятие, при котором двенадцатичасовой рабочий день был скорее нормой, чем исключением. Мне, как и остальным, было прекрасно это известно, впрочем, мне приходилось трудиться куда больше остальных. Теперь я должна была сделать все возможное и невозможное, чтобы получить должность, которая автоматически перешла бы ко мне, имей я предусмотрительность родиться мужчиной.