А когда он убил ее?
Внутри она почти не выросла. Осталась все той же бойкой выпускницей, что единственный раз в жизни позволила себе поддаться алкогольным объятиям. Короткая юбка в клетку неприлично задралась, обнажая молочное бедро, что пожирал плотоядным взором Поттер, пряди непослушно растрепались, и она собрала яркую копну в пучок, неудачно закрепляя. Несколько локонов вывалилось из неуклюжей композиции, шею постоянно щекотало, но девушка не обращала на это внимание.
— Еще один шот, — Марлин, по чьим плечам текут золотистые волны расплавленного солнца, тянет стакан в сторону однокурсницы. Бывшая староста и отличница с искрящейся улыбкой берет его и резко запрокидывает в себя горькую жидкость. Глаза у Марлин красные-красные, словно она до бара ревела всю церемонию прощания в туалете. Длинные рукава прячут синяки, оставленные пальцами Сириуса. Стерва оказалась в ловушке потерявшегося мудака, не простившего ей двойной роман с погибшим братом, а теперь медленно, не всегда контролируя свою злобу, внедрявшегося под ее кожу долбанной симфонией идиотизма их отношений. — Ты сегодня отжигаешь, детка.
Лили и правда отожгла. Неправильная, продающая собственную мораль за лишний взгляд бордовых глаз, она теряет в памяти множество моментов того вечера. Но мужчина остается въевшимся пятном в ее голове, оно черное и разрастается день за днем, случай их нечаянной встречи мозолит глаза и бьет ее длинной палкой по рукам, оставляя болезненные кровавые царапины. Гриффиндорская натура ее всегда была слаба к спорам. И обычный флирт пошатывающейся волшебницы не должен был закончиться чем-то плохим.
Но она оказалась в его постели. Запомнила грубые прикосновения пальцев и свое сбившееся дыхание, искристое возбуждение, мурашками пробирающееся по коже. Волосы разметались на белоснежных подушках, мужчина навис сверху. Кажется, он шептал ей что-то о своем имени и роли в обществе, а она лишь пьяно улыбалась и обнимала его за шею, закрывая глаза. Прикосновения у него были грубые, но животный магнетизм полностью отрубал здравый смысл и чувство самосохранения.
Волдеморт ведь не просто так посмеялся над ней, скидывая тонкие руки и взмахивая палочкой, что она сдвинуться с места не могла. Он был монстром, как потом она вспомнила, о чем заявили громким криком на похмельную голову бесчисленные статьи и собственный стыд. Он был уродлив, ужасен, до невозможности далек. И он над ней смеялся.
Когда он ее убивал спустя всего пару лет, Лили не могла вспомнить, почему осталась жива в тот вечер. Сколько дразнящих фраз, которыми она пыталась вывести его на эмоции и вернуть оставляющие жар на коже касания, было брошено острым языком? Почему блять она дышала на следующее утро, со стоном вспоминая проклятия и снимая с себя легкие, наложенные им?
Волдеморт был ее прошлым страхом — юная школьница тряслась, слушая шепотки старших и прижимая ближе к себе учебники. Волдеморт был ее стыдом — пренебрег и унизил грязнокровку, посмеялся над ее беспомощностью, тенью исчезая в глубине бара. Волдеморт был ее смертью — сорвавшейся с конца палочки ослепляющей вспышкой.
Она была последним отголоском его совести, подохшим в тот момент, когда красивая молодая волшебница рухнула на пол в попытках защитить ребенка. Ее чадо должно было умереть, а их нечаянная встреча остаться лишь неудачным совпадением чужих историй. Но у Тома Риддла с женщинами никогда не выходило — они погибали из-за него, телами устилая путь к кровавому трону, выстроенному из чужих костей.
А на грязнокровку ему было плевать. Он забыл ее. Но зеленый цвет стал мерзок и ненавистен душе возродившегося мага.
========== Борьба за стаю. Том Риддл/Гермиона Грейнджер; Беллатрикс Лестрейндж ==========
У Гермионы усмешка лесной волчицы, что, разорвав себе бок в смертельной схватке, отбила место рядом с главарем стаи. Клыки ее белоснежные испачканы в чужой крови, молодая кожа под его пальцами мягкая, молоком расчерченная. А в глазах утонуть хочется. Кинуться русалкам на съедение, самовольно пойти ко дну болота, потому что смотрит грязнокровка так, что Том улыбки сдержать не может, отсветом алмазов ее колье отражающейся на его тонких губах.
Гермиона Грейнджер надломила себя и скинула с Астрономической башни гриффиндорскую студентку. Она взрастила вместо хрустальной куклы стерву и убийцу, размозжила голову Беллы о мраморный пол и лишь нахмурила аккуратные брови, дрожащие руки, на которые натянута была бардовая ткань перчаток, сцепила, пряча в глубине глаз прозрачные слезы. Они не стоили и гроша, Гермиона нагло врала Розье, отвечающему за безопасность, но даже не пыталась разрыдаться перед Томом.
Перед ним она лишь улыбалась. Довольно, жадно, пробуя на вкус новый алкоголь безумной жестокости. Стянувший тонкую талию корсет задушил в ней былую девицу, Пожиратели смерти перелопатили ее мозг и отдали на растерзание мадам Лестрейндж. Волдеморт велел швырнуть в ноги за нарушение одного из указов, применяя очередную пытку.
Он наказывал. Жестко. И запоминал любую мелочь, будь то цвет оброненной на лестнице Гермионой брошки, либо болезненно-сильное увлечение старшей мисс Блэк собственной однокурсницей с Хаффлпаффа, прячущей на стыке лет переплетения темных волос и огромные оленьи глаза. Том помнил, как визжала та девчонка под палочкой новоявленного мужа ее любовницы, как изгибалась в муках и сдавала Орден Феникса. Слово переплеталось со вторым, дрожащий шепот вместе с кровью срывался с израненного языка. Грязнокровка полезла в чужую войну и забрала острыми коготками с собой в могилу сердце Беллатрикс.
А Том швырнул ей мышьяк в виде запуганной и еле живой Грейнджер, желая увидеть, что из этого выйдет.
И выплыла величественно его новая королева, что примеряла лучшие платья, брезгливо морща нос, чужие крики и стоны запивала красным вином, капелька которого неизменно была слизана с губ, пока глаза — яркие, блестящие, но совершенно не походившие на оленьи — пронзают Тома насквозь. Волдеморту нужна та, что не будет бережно собирать по мелким рассеянным пеплом в памяти кусочкам воспоминания о своей истинной привязанности.
Волдеморту нужна та, кто без зазрения совести уничтожит собственную хозяйку на пути к свободе и его тугому ошейнику. Потому что у Гермионы глаза не оленьи. Она хищница рядом с вожаком.
========== Сказки. Том Риддл/ОЖП ==========
Волк заплетал Красной шапочке косы из золотистых волос и бережно убирал их под бардовую ткань. Темный бархат струился между его пальцев и мягко ниспадал к полу не завязанной накидкой. Подушечки щекотало, в ушах звенело от ее искристого смеха. Шаг не туда, хищник подстрелен, пуля задела сердце и оставила в нем гниющую рану, не позволяющую вздохнуть полноценно и сковывающую движения.
Волку нужно было убить Красную шапочку. Том перелистывал газеты, описывающие действия Пожирателей смерти, бледным пятном отражался в зеркале, не походя на себя боле. Он терял кровь с каждым вздохом, прожигал жизнь и оставлял черные следы от потушенных сигарет на сетчатке глаз. Убийство под номером двадцать восемь провалилось, бокал с вином треснул в ее длинных пальцах, и несколько капель заляпали лицо. На одежках они расплылись темными пятнами, которые, правда, сложно было заметить от яркого цвета, в котором она кружилась по его покоям, перебегала длинные мраморные ступени и кривилась в дождливом лесу, пока грязнокровый мальчишка, несколько дней назад в алкогольном опьянении лезший к ней, скулил под его проклятиями. Рука ее тонкая скользила по перилам, холод озлобленными вспышками сверкал в глазах, но Волк поверженно замирал за очередной колонной, слыша приближение охотницы — немая тоска блестит в осколках души, нет сил сдвинуться с места.
Красная шапочка кружилась в его руках на приемах, она звучала скрипкой под смычком профессионального музыканта. Волк выводил на ее струнах восхитительную мелодию, ни на что не похожую, и утягивал ее за собой на поляну, приманивая цветами. Пройди она хоть немного дальше, и ловушка сомкнулась бы на молочных ногах, разлитое под ее кожей солнце, струящееся теплыми лучами по полоскам вен, погасло бы тут же, но девица замерла, отвлекшись на мелькнувшую за деревьями тень. Веревка затянулась на чужой шее, Волк готовился сделать шаг в пустоту и оттолкнуть от себя табуретку, безжизненно повисая на люстре, скрипящей от веса его тела.