Алекто покачала головой. Детки. Детки. На авторе книги и вправду пробы ставить было негде. Но видел он происходящее яснее, чем кто бы то ни было из участников. Видел, что дело не в идеологиях и не в намерениях даже. В людях. В том, во что превращается любая идея, при столкновении с определенным состоянием общества. Может быть, нам действительно хотели это сказать.
— С этим я еще буду разбираться какое-то время. Но и без того видно, что с нашим контрагентом что-то сильно не так.
— Что именно? — Эней вскинул голову. — Что ты почувствовала?
— Ты первый.
— Алекто, — сказал Эней. — Может быть, это прозвучит по-дурацки. Извини. Ты аналитик, а не я. Но меня не было бы над Дрезденом, понимаешь? Даже если трибунал. И я копал бы не потому что это мой профессиональный долг, а потому что я видеть не могу, когда кто-то кого-то держит за проволокой. И Любка Шевцова… это не наш персонаж, но мой. У нас с ним у обоих убили родителей, мы оба понимаем, что порядки эти… Я все это ненавижу, и я здесь. А он — там. С моей точки зрения, это ненормально. Не потому что моя точка зрения самая правильная… а потому что я не понимаю — как он там выжил? Там же вся система налажена на отсев таких как мы, — Эней обвел руками комнату.
— Я именно об этом, — кивнула императрица. — Человека с его биографией наверняка ломали на всем, на чем можно. Потому что желающих переделывать систему изнутри — много. В конце концов, они гибнут. Или их самих переделывают под нужды системы.
— Но этого не переделали, — заметил Эней. — А следов ломки не видно. Или видно — а, Цумэ?
— Не видно, — покачал головой Игорь. — У Кесселя видно. Ему жизнь сама по себе безразлична, он тащится в кильватере. А тянет Габриэлян.
— А еще… не знаю, хотел ли он это показать, скорее, просто не стал прятать, еще он не видит разницы между людьми и варками.
— Ну, мы тоже ее не видим, — Эней пожал плечами. — Люди есть люди, даже проданные дьяволу. По большому счету они от тех же подосиновиков не особо отличаются — только труба повыше и дым погуще.
— Мы не видим, — задумчиво сказал Игорь. — Мы сейчас не видим. Во всяком случае, стараемся. А большинство? По обе стороны водораздела, особенно по ту?
— И ты забываешь, Эней, что он-то в Бога не верит, — вставил Антон. — Это у нас конфессиональное. А у него — личное.
— И что ты предполагаешь…
— Пока ничего, — сощурилась императрица. — Данных недостаточно. Но в одном мы можем быть почти уверены. Он действует с гласной или негласной санкции своего начальства. Во всяком случае, считает, что она у него есть.
Эней поморщился, уже не скрывая досады.
— Ч-черт. У синих галифе.
— И исходить следует из того, что все время с Екатеринбурга и далее вы были под наблюдением. — Алекто сдвинула очки на лоб, шевелюра тут же воспользовалась этим и встала дыбом. Ну не дыбом, гнездом. — На самом деле это маловероятно. Грамотная слежка высокой плотности могла пройти мимо вас…
Игорь передернул плечами, очень хотелось сказать, что такого никак не могло быть, но оно, конечно, могло. Если есть достаточно людей и техники, даже самый осторожный объект можно оставить в блаженном неведении… Знаем, сами делали.
— Но, — продолжала Алекто, — она никак не ускользнула бы от внимания питерской СБ. А спалить вас не в интересах Зодиака. Но посматривать в вашу сторону они могут. И наверняка будут. И вам вряд ли удастся определить, когда именно.
— Мы снимаемся, — сказал Эней. — Контору у нас покупает один отставной мент, но поскольку мы — лично — составляем часть капитала конторы, он нас уговорил поработать на него до зимы и обучить смену. Чтобы клиенты привыкли к новым лицам. Так что двое пока останутся здесь, а двое скоро съедут. Я выслал тебе план отбора командиров ячеек БО — что скажешь?
— Скажу, что ты рискуешь, посылая Костю лично.
— Мы рискуем все время и постоянно, — пожал плечами Эней. — А нелично тут нельзя. Видеть людей нужно. Самому. Костя исчезнет из Питера и не вернется. Наши друзья, — Эней кивнул в сторону терминала, — поймут, конечно, что мы что-то делаем, но я надеюсь поднять в Туле достаточно шороху…
— Чтобы создалось впечатление, что у нас не было времени ни на что другое? — спросил Антон.
— Да. Я потому и хотел, чтобы ты подняла этот вопрос. Варка для Ди мы могли достать и с меньшим грохотом.
— Отличное мороженое, — напевал водитель, — в стаканчики положенное. Отличное- земляничное, прекрасное — анансное, мо-ро-же-но-йе!
Мороженое действительно было отличное. Тульское, в больших серебристых цилиндрах-фризерах. На одном из таких цилиндров, как раз с «отличным земляничным» висела бирка «некондиция».