— Чай, кофе? — спросил он, когда Габриэлян вошел в прихожую.
— Ничего, спасибо, — визитер огляделся, поправил очки. — Разговор будет короткий и сугубо деловой. Вас сильно обидел проигрыш на отборочных играх «Резерва»?
— Какой, к черту, проигрыш, я выиграл, — Толомаев заварил чаю себе.
— Вы проиграли. С треском. К большой нашей радости, должен сказать.
Толомаев почувствовал холод под ложечкой.
— Так за всем этим… стояла ваша контора?
— Смотря что считать «нашей конторой», — Габриэлян улыбнулся вполне дружелюбно, но одним ртом. И был в этой улыбке какой-то подтекст, мелькнул у ночного референта чертик в глазах. — Для нас обоих будет лучше всего считать, что за этим стоял я.
Толомаев подавил вопрос «зачем» и спросил совсем другое.
— А на чем я провалился?
— На неспособности полностью принять правила. Сделать своими. Вы все время видели себя со стороны.
— А почему «к радости»?
— Мне было бы жаль, если бы вы погибли. И что еще важнее — если бы из-за этой вашей неспособности погибли другие люди.
— А я должен был?
— С высокой вероятностью. Впрочем, вас заметили и отсеяли.
— Отсеяли — от чего? Во что я чуть не влез? Или мне этого знать не положено?
Габриэлян вздохнул.
— Отсеяли — от боевой организации подполья. И — да, знать вам этого не положено.
— И туда принимают вот так? — мир хрустнул, из под антарктического щита высунулся желтый клюв, птенец оказался динозавром…
— И так тоже. Но тут еще случай особый. Вы сами обратили внимание на странные критерии, по которым осуществляется отбор. «Такое впечатление, что они не командиров групп ищут, а начальников богадельни» — да?
— Да.
— Вы за новостями культуры следите?
— Да… — Толомаев пытался уловить связь.
— Про последний церковный собор слышали?
— Да.
— А видели?
— Нет, — Толомаев пожал плечами. — Не мой профиль.
— Ненадолго смените его. Поинтересуйтесь тем, что за пределами туннеля.
— Вы хотите сказать, что я увижу там что-то для себя интересное?
— Вы можете увидеть несколько очень знакомых лиц. Но о результатах своего исследования — прошу вас, не трубите. Потому что они тоже, знаете ли, отслеживают. И если они сбросят хвостик и убегут под камень — а виноваты будете вы… — гость пожал плечами.
— То спросят за это с меня, — сказал Толомаев.
Гость кивнул.
— Прочим в назидание.
Толомаев поставил чашку на блюдце, положил себе таблетку сахарина…
— Я рад, Иван Сергеевич, что мы нашли с вами общий язык. До свидания. И… текст о ваших приключениях на Херсонщине — тоже хорошо бы из общего доступа убрать.
Вспылил человек, наговорил лишнего, потом одумался и снял. Обычное дело, не правда ли?
Толомаев кивнул.
— Скажите пожалуйста, а почему вы ко мне пришли? Ведь можно было… — ему казалось, что он уже знает ответ.
Гость несколько удивился.
— Вы — гражданин страны. Никаких законов вы не нарушали. В противоправной деятельности сознательно не участвовали.
Толомаев кивнул — и Габриэлян закрыл за собой дверь. Журналист вернулся на кухню, дождался, пока СБшник выйдет из подъезда и проводил его взглядом до машины. Что-то беспокоило, казалось неестественным, неверным. Вот Габриэлян пересек границу тени от дома — и его ладная фигура на миг оказалась облитой солнечным светом. Толомаев усмехнулся — у него было, было оружие, он любил эти опасные игрушки и держал дома вполне разрешенный пистолет, охотничий дробовик, несколько ножей, саблю… Но никогда в жизни ему не удавалось так хорошо сочетать оружие и костюм. Узнать бы, у кого он шьет, да заказать…
И вежливый человек. Время выкроил, пришел, объяснил. Сам объяснил, не оберподметайлу какого послал. Конечно, просить журналиста похоронить такую историю — это дело серьезное. Но не все это понимают.
Толомаеву было приятно, что к нему пришли как к равному. И что все, включая угрозу, было аккуратно выложено на стол — оцените и решайте. Он был твердо намерен выполнить все просьбы. Тем более, что устроить господам из «Резерва» большую неприятность, чем та, которая только что ушла, он не мог — даже если бы всю жизнь в это дело вложил.
Но… профессиональное любопытство есть профессиональное любопытство, а незакрытое дело есть незакрытое дело. Еще два часа Толомаев провел, отслеживая материалы собора. В том, о чем там спорили, ему разобраться не удалось — подсчет ангелов на конце иглы его не интересовал. А вот одного из людей на задних скамьях он узнал. Морпех, значит. Санвойска, значит. Сержант, значит. Ну удачи тебе, сержант. Тут у нас такое Лимпопо, что за крокодилами в речку лезть не надо. Сами приползут. С утречка.