— А Витя…
— А Витя ваш, судя по всему, до какого-то момента ничего не знал, — серьезно сказал Игорь. — Не то его самого толкнули, не то депрессия ваша у него уже на сложившийся образ легла. А тут мы. И добыча с крючка сорвалась. И рыболов зарвался, или просто проговорился, Титов ваш все-таки не дурак. Он сюда приехал явно по поручению. Но думал, похоже, что сумеет коня взять, а уздечку не тронуть. Либо сделка: он предупреждает вас об охоте в обмен на ребенка — либо… хотя это явно была импровизация… но если бы вы набили ему морду, а снитч это поймал и у вас был бы привод в милицию… его дело решили бы в суде за пять минут. Но у него не выгорело ни то, ни другое, и сейчас мы посмотрим, из чего он
сделан.
— А что, это до сих пор не понятно? — Оксана скривилась.
— Нет. Бывает и хуже. Я вам даже не хочу говорить, насколько — чтобы не портить настроение. Ваш, конечно, оказался мерзавцем — но вполне заурядным. Среднестатистическим. Понимаете, он искренне верит, что так, как он предлагает, будет лучше.
Оксана вытерла заплаканные глаза, но суше они не стали.
— Он смотрел на меня и в упор не видел. Видел кого-то другого. Мы прожили вместе десять лет, Игорь. Как такое может быть? Как можно было быть ко мне так близко — и не узнать меня?
— Он перестал вас видеть давно. Еще когда попытался сделать из вас «степфордскую жену». Потому что ведь ежу понятно — из вас не получится. Но этим грешат не только мужчины, Оксана. Женщины тоже пытаются переделать мужчин по своему образу и подобию. Меня пытались. И почти сумели.
— Вы…? — по ее глазам было видно, как внутри калейдоскопом рассыпаются догадки. — Вас инициировала…
— Моя жена. Незаконная. И инициация была незаконная. Но какой ни есть — а это был брак. А что, в вашей видеодраме этого не показали?
— Нет. Там вы с самого начала… оба…
Цумэ вздохнул. Почему-то рассказ о художественном вранье слегка его задевал. Смысл этого вранья был понятен — в агитках варки-преступники — это всегда ренегаты; собаки, укусившие кормящую руку… А впрочем — правильно: не хватало еще напрашиваться на жалость.
— Мы там еще, небось, и агнцев ели?
— Нет, — сказала Оксана, — не ели. Вы наркоторговцев ели, шушеру всякую. Такая… пара волков.
— Санитары леса, — Игорь вздохнул. — Ну, хоть тут не соврали, и на том спасибо. Так, слежки нет. Второй пункт программы — выпить.
— Мне нельзя, — трепыхнулась Оксана.
— Когда в последний раз приняли таблетку? — насупился Игорь.
— К-когда из дому выходила.
— Значит, можно. Один прием пропустите, невелика беда. Я вам рассказывал, как Андрей один раз из-за этих таблеток нарезался до полного ступора?
— Вы мне не рассказывали. Мне никто ничего не рассказывает. А я не спрашиваю… — голос Оксаны еще не дрожал, а вот аура, и эта щенячья интонация…
— Причем, — скорчил рожу Игорь, — напился он, а с девушкой, которую он клеил, в результате переночевал угадайте, кто. Не ронять же честь детективного агентства.
— А сегодня вы… тоже честь детективного агентства отстаивали?
Игорь посмотрел на нее вдруг очень серьезно.
— Нет, сегодня я свой допинг принимал. Знаете, для наркоманов есть заместительная терапия? Ну вот для меня тоже такой способ нашелся. Эмоции. Сильные эмоции. Экстаз. Танцы. Секс. Азартные игры тоже подошли бы, но это слишком опасно.
— А… Оксана вдруг поймала себя на том, что неприязнь к Игорю куда-то делась. Видимо, неприязнь к Титову превозмогла. Большее поглотило меньшее. Как странно — она до сих пор не позволяла себе злиться на Титова. Даже в собственных мыслях представала перед ним униженным Иовом, вопрошающим — «За что?». И внезапно — такой прорыв ярости, и с глаз словно бы спала пелена: да он же просто мерзавец.
Может быть, она и сейчас неправа. Может быть, и это должно пройти. Может быть, Андриевич и вправду толкнул их обоих и она провалилась в пустоту не своей, а чужой волей. Может быть. Но ей было хорошо. Ей было так хорошо, что она поняла Игоря еще до того, как он замолчал. Если бы она могла вызывать эту ярость, эту волшебную ярость, эту жизнь просто по желанию и без вреда для других — конечно она бы это делала.
Они миновали один бар — слишком людно; другой — слишком громкая музыка, третий — закрыт до 4 часов… В подвале кинотеатра нашелся четвертый.