Выбрать главу

Сзади — ребята уже вошли — кто-то помянул ту самую мать. Они видели всякое. Они разгребали развалины после пожаров и взрывов, раскапывали оползни, имели дело с последствиями наводнений. Но они впервые видели, на что способна твердая человеческая рука, хорошо натренированная и направляемая совершенно беспощадной волей. Ни на кого из охранников или следователей не тратили больше одного удара. Никому больше одного не потребовалось.

Тут и в самом деле поверишь в Бога — или в дьявола.

А, нет. Живые были: в последнем кабинете помимо убитого следователя и двух остывающих охранников находился скованный наручниками паренек, стоящий на коленях в луже своей рвоты и жалобно постанывающий. Цезарь мысленно сверился со списком. Наш.

— На выход, — сказал Цезарь, перекусывая наручники кусачками из универсального блока. — Бегом!

Два раза просить не пришлось. Парень, пошатываясь на бегу, похромал в сторону выхода. Его быстро перехватили, уложили на носилки, укололи, понесли…

Цезарь уже знал, что увидит на посту перед лестницей — и нисколько не удивился, переступая через лужу крови и очередной труп.

Ай да тамплиеры. Ай да святоши. Вжик-вжик-вжик — уноси готовенького… Моральная дилемма, которой Цезарь слегка маялся перед акцией, была разрешена полностью: все сделала пара из центра.

Но как? Как? В охране стояли тренированные люди, вооруженные до зубов — ну, пусть они не ждали нападения, пусть расслабились… но не до такой же степени, чтобы их взяли и зарезали вот так, как баранов?

Цезарь услышал выстрелы, и перешел на бег, чтобы застать финальные мгновения долгой и неправедной жизни господина Ильинского.

Потом двое длинных… — стоп, а почему их двое, центр-то прислал вместе с Адамом только одного? — добили охранников. Тот веснушчатый, которого Цезарь видел раньше, действовал двумя то ли короткими мечами, то ли длинными ножами. Лезвия блестели серебром. У второго был пистолет с глушителем — так вот, кто разнес башку тому, в коридоре…

Адам резко взмахнул своей посеребренной катаной, стряхивая кровь — всего ничего этой крови было у варка Ильинского — и вложил оружие в ножны.

— Давайте в камеры по списку, — сказал он Цезарю и ребятам. — Минус седьмая.

Ребята после увиденного внизу были слегка на взводе, а на первой камере взвод этот слегка застопорило. Там билась в истерике женщина. Единственная женщина среди заключенных.

У всех спасателей был набор первой помощи, в который входило, кроме всего, и снотворное — но как раз инъекции она и сопротивлялась.

И вдруг — утихла.

«С этого станется ударить ее по голове», — подумал Цезарь, заглядывая внутрь — и увидел, что Адам, обняв девушку, то ли шепчет ей что-то на ухо, то ли целует ее в щеку, а она прячет лицо на его плече.

Увидев Цезаря, спец из центра показал рукой: носилки сюда! — и теперь уже девушка улеглась спокойно, только руку Адама держала. А потом ее пальцы разжались. Адам сунул в карман пустой шприц-тюбик.

Цезарь шел за последними носилками, на ходу проверяя, не осталось ли позади ничего компрометирующего. Хорошо бы позвонить на перевалочную — и еще раз подтвердить готовность медицинских блоков — но не отсюда же их вызывать. Ребята держались неплохо, ребята держались очень и очень неплохо, если учесть обстоятельства операции — и состояние пациентов. Рутина. Рутина-матушка, процедура, вбитая в спинной мозг. И замечательно — потому что, когда она отказывает, человек начинает думать. Он повернулся на движение — и увидел, как Алик, передний, вскидывает пневмопистолет. Цезарь не успевал. Успевал странный тип в кожаной куртке, пришедший с людьми из штаба. Но он не удержит Алика…

— Осторожнее с носилками, — мягко сказал кожаный тип, щелкая предохранителем аликовской пневматички. — А с этим — еще осторожнее. Отследить вас по такому гвоздику проще простого. То, что вас интересовало, делается вот так, — он отдал устройство, предназначенное для забивания дюбелей в бетон, обалдевшему Алику — того еще никто и никогда не разоружал, удерживая в сантиметре над полом — и подошел к дверной нише, в которой вяло шевелился один из охранников — вот на что вскинулся Алик. Уже протискиваясь между носилками и стеной — Валера сзади стоял столбом, спасибо ему, Цезарь видел, как человек в кожанке наклонился над охранником, что-то нажал — и тот сразу обмяк. Людей, которые лежат так, вытаскивают в последнюю очередь — им уже не поможешь.

Цезарь потом и себе-то не мог объяснить, что на него нашло. Наверное, все сразу.

— Марш, — скомандовал он своим, прижимаясь к нише, и шепотом сказал стоящему рядом кожаному, — ну мы это делаем с врагами, а вот вы… — он даже не знал, почему решил, что человек в кожанке — чужой, с тем же успехом он мог быть из штаба.