То бишь, оговоренный пароль.
Псевдо-бомбер, который псевдо-рабочий, который псевдо-террорист, тоже чуть склонил голову набок, будто взялся работать зеркалом.
— Я что-то никак не могу найти дом 23. Неужто разбомбили?
— Скорее всего, вам дали неверный адрес, — Любка подошла ближе. Ключевые слова — «что-то никак» и «скорее всего» — были сказаны. Господин комэск, которому совершенно нечего было делать в Берлине, взял под руку девушку, чье пребывание здесь тоже проходило по классу чуда.
— Мне все-таки кажется, — сказал он, — что реплика предназначалась не мне. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин составляют, так сказать, одного человека?
В той ракушке, что слева, Алекто услышала, как кто-то поперхнулся воздухом. Какие хрупкие люди эти боевики. И необразованные.
— Чего ж вы хотите, — («хочете» было бы уже перебором) спросила девушка из-под Ворошиловграда, — кто ж заведенное нарушает?
Золото, чистое золото. Но, возможно, золото Рейна — настоящее, тяжелое, с еще более тяжелым проклятием на нем. Эти люди едят конспирацию, дышат ею и с нею спят — хуже чем у нас в промышленности, хуже, чем в подполье. И они работают со старшими, все время. Так что даже если это для себя и только для себя, то наверняка шутка подобрана так, чтобы ни сейчас, ни потом знающему человеку не сказать ничего ненужного. А сказать, наоборот, нужное.
Она правильно сделала, что назвала книжку вслух, показала, что поняла. Эней или кто-то вроде него обязательно назвал бы, если бы опознал. Мол, и наша не хуже ваших. Детская игра в крысу. Пусть теперь господин контрагент высчитывает, с кем имеет дело. Если высчитает — он и вправду умен. Если высчитает и додумается вернуть мяч, сыграть в открытую — может быть, он умен достаточно, чтобы иметь с ним дело.
Ниша слева. Ступеньки вниз — раз, два, три. Спутник не подал ей руки.
Дверь полуподвального бара оказалась низенькой — гость с Саравака задел головой колокольчик. Любка бегло осмотрела интерьер.
Облупленные стены, запыленное окно, нарочито задымленный сигаретами воздух, тараканьи усы изо всех щелей, разнопестрые старинные плакаты…
Советская строгая мадам, прижимающая к губам палец («Не болтай!») вплотную соседствовала с разбитной американской девчонкой, которой ветер взметнул юбку-«колокол», и она ничего не может с этим поделать, так как в одной руке у нее бумажный пакет с покупками, а в другой — поводок с рвущимся на волю цуциком. Музыкальный аппарат в углу играл какую-то легкую и приятную музыку. Алекто прислушалась — Two ladies — и фыркнула.
— Я думаю, создатели игры знали, когда творил Боб Фосс, — сказал собеседник. Потом перевел взгляд на девчонку с задранной юбкой. — И когда рисовал Фрэнк Фразетта. Это своего рода шутка. Пасхальные яйца.
— А яйца тут при чем? — с видом полной невинности спросила Любка.
— В одной из древних игр, — терпеливо и, кажется, весело пояснил собеседник, — среди прочих артефактов было пасхальное яйцо. Соль шутки заключалась в том, что, в отличие от других предметов такого рода, его нельзя было применить совершенно ни к чему. После этой игры термин Easter eggs стал жаргонным термином создателей игр. Антуражные шутки. Пасхальные яйца. На двери — еще одна из них, — он показал пальцем на «лямбду», вписанную в круг. — Символ другой классической игры — «Полжизни». Плоскостная, от первого лица, примитивная — но я получил совершенно неподдельное удовольствие. Сюжет состоит в том, что твой герой — доктор Гордон Фримен — борется во главе повстанцев с захватившими землю Пришельцами. Сами пришельцы — бенефакторы, — так нигде и не появляются. Основными противниками выступают, «комбайны» усовершенствованные или изуродованные — как посмотреть — люди. И живут они, — собеседник издал серию хмыкающих звуков, — В Цитаделях. Мне понравилось штурмовать Цитадель. Игра была создана за 60 лет до подписания Договора Сантаны. Представления о системах безопасности у них были совершенно… фантастические. Впрочем, до того, чтобы строить подполье по книгам в мягкой обложке, даже они не доходили.
— Вы же понимаете, что в этих вопросах важна не форма, — девушка коснулась слегка лоснящегося рукава. — А содержание. Двенадцать досок — тоже твердая обложка.
Теперь она обводила глазами публику. Общий уровень гама явно генерировала машина — а вот если навести курсор на кого-то одного, можно было, если он не «закрывался», услышать его речь. Алекто любопытства ради навела на маленького танкиста — и получила лекцию по военной премудрости, так щедро пересыпанную нецензурщиной, что она сразу заподозрила подростка. Польского акцента не мог прикрыть никакой голосовой модулятор.