– Это моя задача, в рамках дела…
– Тогда вы мне ответьте.
– Я разберусь и отвечу.
– Вы уже год разобраться не можете. Вместо того чтобы этот вопрос решить, все какие-то проблемы придумываете.
– Я веду объективное расследование.
– Ага, лучше бы бывшего терпилу нашли…
Это был удар в поддых.
Экс-потерпевший действительно сбежал, его хотели лицезреть не только Султанов, но и в прокуратуре Петроградского района, где на него было заведено дело. Султанов хорохорился, но было понятно, что он просто поддерживает имидж независимого следователя – без допроса другой стороны что-либо сделать Огневу он не мог. Дмитрий это знал и бесконечно требовал очных ставок со своим обидчиком. В прокуратуре, где коммерсант, начавший все это, был под подозрением в совершении у Огнева вымогательства и ряда других, не менее тяжких с точки зрения закона, действий, очень ждали результатов расследования Султанова. Хотя прокурорский следователь, Светлана Владимировна Полякова, женщина широкой натуры в смысле объема бедер, тянула резину, придумывала отговорки, в общем, вела себя обычно для стражей порядка, Огнев не унывал, раз в неделю писал заявления в оба района, исключительно на имя прокуроров, делая ксерокопии и рассылая их в обязательном порядке и в прокуратуру города, и в Генеральную в Москву, и в Министерство внутренних дел.
Такая форма “бумажной войны” приводила к тому, что раз в месяц кто-нибудь из должностных лиц получал выговор и день-два работал нормально. Огнев был педантичен, времени у него было навалом, и уголовные дела представляли для него уже больше научно-исследовательский интерес. Тему изысканий пытливого “ученого” можно было обозначить так – “достижение максимального уровня идиотизма для оправдания собственного нежелания или неспособности работать на примере отдельно взятых разнополых представителей органов правопорядка”. Материал был накоплен на солидную диссертацию, содержал массу перлов милицейско – прокурорской мысли и занимал почетное место на рабочем столе Дмитрия. Ввязавшись с ним в переписку, доблестные служители Фемиды совершили фатальную ошибку – уровень бюрократизма у Огнева соответствовал чиновнику из произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.
– Это не имеет отношения к сегодняшнему допросу, – Султанов нахмурился. – Я записываю, что ранений и контузий не было…
– Записывайте, записывайте. Вы прям как руководитель шахматной секции в Васюках – у меня все ходы записаны!
– Вы не Остап Бендер!
– Это да. Я, скорее, гробовщик Безенчук – Разговор становился абсолютно ненормальным, Султанов дошел почти до точки кипения и злобно задал следующий вопрос:
– У вас сотрясения мозга были, когда вы боксом занимались?
– А с чего вы взяли, что я занимался боксом? – удивился Огнев.
– У меня так написано! Вот, пожалуйста, в протоколе допроса от шестого июня…
– А-а! Узнаю корявый почерк придурка Яичко! Это я в тот день из камеры выходил, мне по фигу было, что подписывать. Я ж обвиняемым был, за свои слова вообще никакой ответственности не нес. Да и не читал, если честно.
– Почему это не несли?
– По закону. Вы УПК откройте и посмотрите.
– Вы могли не подписывать или дописать свои возражения…
– Кому другому расскажите! Я в камере оставаться не хотел, а если бы не подписал – до сих пор в “Крестах” бы сидел. И так половину документов ваш Яичко из дела вытащил, когда вам передавал на доследование…
– Была служебная проверка, она ваши слова не подтвердила.
– А кто проводил? Замначальника вашего же следственного отдела, Выхухолева! Подтвердит она, ждите! Честь мундирчика защищает, вот и все. Ничего, будет и на нашей улице праздник, я в Главк письмишко отправил, они и поспрошают – Им-то Яичко по фигу! Ну, алкаш очередной, не они же за его воспитание отвечают. Вот Выхухолева и старается, небось Шлема ей установку дал…
– Кто?
– А, так вашего прокурора, Шлемазюка, на городском уровне называют.
– Вы очень много знаете, Дмитрий Семенович!
– А разве это плохо? Ученье – свет, а неученье – авария на АЭС…
– Значит, сотрясений мозга не было?
– Вы карточку мою из поликлиники запросили? Ну вот, там все и прочитаете. Что вы у меня-то выясняете?
– Так положено. Теперь еще вопрос – вы не возражаете пройти психиатрическую экспертизу?
– Ах вот оно что! – обрадовался Огнев. – Конечно, нет! С удовольствием!
– Вы можете отказаться, я насильно вас отправить не могу.
– Могли бы – я бы тут не сидел. Сейчас в руках дюжих санитаров бился бы, – трагическим голосом сказал Огнев. – Какое счастье, что я свидетель! Но я все равно согласен. Я ж понимаю, что если откажусь, так вы на пару с Воробейчиком будете глубокомысленно сомневаться в моей психической состоятельности и вообще перестанете на заявления отвечать. Не доставлю я вам такого удовольствия, всегда готов с людьми в белых халатах поговорить – Когда едем?
– Значит, вы не возражаете? – Султанов был явно разочарован.
– Ни на йоту. Так и запишите – через “и” краткое.
– Хорошо. Я договорюсь с экспертизой и вам позвоню…
– Да уж, будьте так любезны. Надеюсь, не в дверь, в сопровождении хмурых медбратьев со шприцем и смирительной рубашкой?
Денис с Ортопедом сидели в “ниссане” и ждали остальных. Оставалось минут двадцать. С места стоянки были видны толпы прихожан, втекавшие на территорию Центра Свидетелей Иеговы, огражденную высоким забором.
– Да, – сказал Ортопед, – напрямик ломиться без понту…
– Напрямик только дураки ходят… – Я вчера прочитал, что эти, типа, не согласны с тройственностью Бога…
– Триединством, – поправил Денис, – это да. Я смотрю, ты, Мишель, всегда перед операцией интеллектуально подковываешься. Очень разумный подход к делу. Может, пособие издать, как барыг давить? Под твоей редакцией.
– Можно, типография есть.
– Жаль, не оценят потомки. А хотелось бы.
– У этих еще диктатура…
– Ага, тоталитарная секта.
– Замочить бы их, да Толян против, и ты.
– Конечно. Замочишь – знаешь, как копать будут? Тут же сотни людей. Это, братец, уже терроризм называется – Я со спецслужбой в прятки не хочу играть. И тебе не советую.
– А так чо будет?
– Невинное мелкое хулиганство.
– Мы чо, типа, бакланы*, да?
– Ага. Особенно Толян. Главный баклан…
– Обидно, солидный человек… Эти нас вообще за людей не считают…
– А ты думал! Они бабки делают, как товарищ Асахара*. До них “белое братство” было. Те сели, эти – пришли. Жаль, что иеговистов вряд ли сажать начнут – Слишком сильные у них связи, не то что у придурков в простынях…
– А, эти… Слушай, это у них прикид пошел от купины необгоревшей?
– Ты хочешь сказать, неопалимой…
– Нуда…
– А купина тут при чем?
– Ну как же! В Италии, типа, плащ, в который Христа завернули, огнеупорный…
– Ты бы еще сказал – от Версаче! Ну, ты даешь, Майкл! Туринская плащаница и неопалимая купина – это же две разные вещи. Купина – это куст.
– Во я дурак, – растерялся Ортопед, – я же вчера Горынычу и Тихому два часа доказывал, что одежда длинная у сектантов от неопалимой купины пошла… Типа, покрой, как у Бога. Там еще в кабаке мужик влез, с разъяснениями, ну мы уже поддатые были, он как про какие-то растения стал говорить, тут Горыныч и озлобился… Сам ты растение, кричит, и мужику в рыло… Блин, неудобно получилось… Мужик-то прав был…
– А ты его найди и извинись, – предложил Рыбаков.
– Да ладно, не сильно ведь… А что за куст-то был?
– Терновый. По Библии, Моисей на гору взошел, куст загорелся, и оттуда Бог с ним разговаривал…
– А, я читал, – вспомнил образованный Ортопед, – забыл только, что Бог хотел…
– Евреев из Египта убрать…
– Ах да… А на фиг он из куста говорил? Сказал бы так…
– Как – так? У Моисея телефона не было, ему на трубу не гавкнешь *… Но у меня своя версия есть.