— Умение мыслить в масштабах столетий и даже тысячелетий. Вот что вам должно было помешать, Василий Иванович. Архитектура это не просто наука о строительстве. Это еще и воспитательная сила. Могучая. Самая доступная для народа. Картины, скульптуры видят не многие, а вот архитектура сопровождает горожанина всю его жизнь и с самого детства воздействует непосредственно на душу. Созерцая вокруг себя постоянное и непрерывное, застывшее в камне подражание Европе, он неосознанно считает, что все без исключения в этой самой Европе достойно подражания. Что именно там центр цивилизации и свет истины. Для такого человека очень естественно будет поливать грязью все отечественное. Презирать нашу историю и в конце концов предать свой народ. Предать, не ощущая своего предательства. Подражая Европе, мы сами себя причисляем к её колонии. И относиться европейцы к нам всегда будут как к туземцам. Иногда очень опасным и влиятельным. Но туземцам. В отношении которых любая подлость допустима.
Пугачев поднялся, опять остановив аналогичное движение у собравшихся, и начал прогуливаться вдоль стола, как раз за спинами господ архитекторов.
— Но мало того, что наши собственные просвещенные граждане будут в душе молиться на Запад. Народы, которых мы присоединим к империи или на которых будем распространять наше влияние, также попадут под это воздействие. Это в начале они увидят ваши, Василий Иванович, любимые колонны с портиками и проникнутся благоговением от величия империи. А потом. Позже. Они поймут, что мы подражатели. И начнут искать покровительства именно у тех, кому мы подражаем. У оригинала. Это же логично. Эпигоны не заслуживают уважения.
Баженову было неприятно слышать голос за своей спиной, но вертеть головой было неудобно, да и несолидно.
— Поэтому декор и стилистика всех общественных зданий отныне должны базироваться на допетровском архитектурном наследии. Я и без вас, господин Баженов, знаю, что это наследие произрастает от старых итальянских мастеров, но на нашей почве оно уже достаточно обрусело, чтобы быть оригинальным и самобытным. Кроме того, у нас есть богатая и уникальная пластика деревянных строений. Она тоже может и должна служить источником вдохновения. Так что, Василий Иванович, вам придется забыть про своих любимых древних римлян и вернуться к родной почве.
Баженов не выдержал этого насмешливого голоса со спины и развернулся вместе со стулом.
— Прикажете окна как попало лепить да кокошниками украшать? Да! Это, конечно, исконный стиль. Спору нет. Вместо прогресса деградируем до времен Василия Третьего.
— Вам нравится Петербург? — прозвучал неожиданный вопрос.
— Как же он может не нравиться? Единственно ансамбля, прекрасные четкие линии…
— Да-да! Лес колонн и портики. В итоге, получается однообразная казарма. Одна большая казарма, перед входом в которую уместна будка часового, а не тележка цветочницы. Кому-то вообще в голову приходило, что следование греческим образцам в такой стране, как наша, просто смешно? У нас вместо туники тулуп, а сандалии русскому народу заменяют лапти или сапоги со скрипом. В итоге, получается не торжество человеческого духа, а скоморошничанье: «грек» в лаптях под сенью дорического ордера. Мы пойдем своим путем. Разве я хоть слово сказал о пренебрежении столь любимым вами золотым сечением? Вроде, нет. И окна, расположенные симметрично и на одном уровне, мне тоже больше нравятся. Ну, если вы неспособны сказать свое слово в архитектуре, то неволить не буду. Как раз кто-то должен канализацию строить. Вот вы и построите Клоаку. Красивую.
Баженов вскочил, отмахиваясь от Казакова, пытавшегося ухватить друга за рукав.
— Я могу построить все что угодно. Не вам о моих способностях судить, кем бы вы…
— Молчать! — взревел Пугачев. — Сейчас доболтаетесь до железных оков. Художнику многое позволительно. Куда больше, чем простому смертному. Но у моего терпения есть свои предела. Покиньте нас!
Василий Иванович покраснел, всхлипнул, как-то разом постарел, невзирая на то, что ему не исполнилось и сорока. Он бочком двинулся к выходу, прижимая ладони к лицу.
— Продолжим! — раздался спокойный голос самозванца.
(лайт-версия состояния Кремля со стороны Москва-реки после архитектурного зуда Баженова)
Глава 15
За дни, прошедшие с момента прибытия моего канцлера в Москву, Воспитательный Дом совершенно преобразился. У его ассиметричного фасада — запланированный восточный корпус еще не был построен — не протолкнуться бы от лошадей и экипажей, если бы не новый глухой забор. Ими была забита вся незамощенная набережная, отделенная от вод Москва-реки деревянными щитами на сваях, а не гранитом. Причина этого нашествия мне была известна. Вся Москва ждала непростое событие.