Следом по понтонным мостам двинулись остальные части кроме половины кавалерии и корпуса генерал-поручика Каменского, победителя турок при Колузжде. Ему в задачу было вменено добиться, наконец, подписания мирного договора.
— На, Михайла Федотыч, почитай, — Румянцев сунул генералу копию своего письма верховному визирю Мусун Заде Мегмет-паше.
«О конгрессе, а еще менее о перемирии, я не могу и не хочу слышать. Ваше сиятельство знаете нашу последнюю волю, есть ли хотите миру, то пришлите полномочных, чтоб заключить, а не трактовать главнейшие артикулы, о коих уже столь много толковано и было объяснено, и доколе сии главнейшие артикулы не утверждены будут, действия оружия никак не престанут», — прочитал нисколько не удивленный генерал.
Турки так замучали своими вихляниями на переговорах, что пришла пора прижать их к стенке. Знали, шельмы, что в России неспокойно. Возможно, догадывались, что русские резко заторопились, понукаемые из Петербурга. Вот и тянули время. Уже были согласованы все пункты — осталось только подписать сам договор. А делегаты Высокой Порты не ехали и не ехали. Слали мелких или средних представителей, но не лицо, полномочное поставить точку в войне, бросившей великих османов в пыль под ногами неверных пришельцев с Севера.
— И что визирь?
— Прислал весточку, что выехал. Так что примешь его, попугаешь для порядку да и покончишь ладком с последней нашей военной кампанией. Жди великую награду от государыни. А мне поспешат след на Москву. Безумец Пугачев в мечтании своем не токмо в сердце, но громким гласом речет о престоле российском.
Сердце Каменского запело. Великая честь — лично войну завершить. Теперь он точно обставит этого выскочку Суворова. Их соперничество длилось годами и особенно усилилось, когда оба получили в командование один корпус. Каменский был старше и первенствовал. Но после суворовского броска на Царьград пальма первенства склонилась в пользу соперника. Ан, нет: Бог не Ерошка, видит немножко. Месяца не пройдет — и имя Каменского будет у всей России на устах.
Румянцев убыл с армией. Турки приехали. Остановились в Большой Кайнардже. Прислали своих представителей Ресми-Ахмед-эфенди и реис-эфенди Ибраим-Мюниба с огромной толпой рабов и большой поклажей. Пока два важных турецких сановника согласовывали с Каменским детали протокола приема верховного визиря, слуги разбивали лагерь. Устанавливали парадный шатер, разбивали походную кухню — без пилава и кофе верховному визирю никак нельзя договор подписать. Как и без длинных чубуков, набитых ароматным табаком.
А на чем сидеть столь важному лицу? Конечно, на шитых золотом подушках.
А если вздумается ему вздремнуть? К его услугам мягкая постель с пологом от москитов. Верблюд привез на своем горбу от самого киоска сановника на Босфоре — великолепного дворца, обрамленного черными кипарисами.
На чем обедать, когда придет черед удовольствий для рта? Все предусмотрено: и золотая посуда, и красивые блюда, чтобы выложить на них гору шафранового риса. Про чашечки для кофе и упоминать смешно — какой турок отправится в поездку без кофейного набора?
Эти и множество других важных мелочей готовили чернокожие и светлые рабы, не отвлекаясь на глазение. На что им смотреть? На страшных урусов в пыльных мундирах, постоянно перемещавшихся по лагерю? На их грозные пушки? На их пробитые пулями и картечью знамена? На их нарядную кавалерию, которая нарезала круги вокруг лагеря?
Слугам верховного визиря было невдомек, что Каменский специально приказал войскам постоянно находиться в движении. Таким нехитрым приемом думал обмануть делегацию, заставив поверить, что войск очень много и они полны решимости. В яростной храбрости русских не сомневался уже последний бедняк на Гранд-Базаре — про отход основной армии доложили соглядатаи. Но все равно! Мир решено заключить. Как ни умоляли татары не бросать их на съедение гяурам, партия противников войны восторжествовала, и ее представители явились в Кучук Кайнарджу, непреклонно настроенные закончить дело. Урус Обрезков не просит ни гроша, а лишь самостоятельности для татар, уверяли они всех и каждого. Он говорит нам: «Доколе пребывают крымчаки под вашей властью, нам нельзя спокойно у себя жить: надеясь на вашу защиту, они всегда готовы причинить нам вред». Иншаллах, да будет так. Эти татары всем надоели.
Эти константинопольские миротворцы решительно приврали: русские требовали семь с половиной миллионов пиастров в качестве контрибуции, да и многие земли оставляли за собой. Правда, принадлежали они «татарской нации» — не жалко. А деньги? Кто на Востоке решает дела без денег? Не даром говорят: «денег не берет — дело не пойдет».