— Эту миссию вам поручили, но вы своей властью перепоручаете мне, – Текели искал малейшие лазейки, чтобы выкрутиться из ловушки.
— Получите письменный приказ генерал-фельдмаршала, – Репинин вручил Текели засургученный пакет, вышибив из-под ног повешенного табурет.
Серб сник. Вялой рукой он забрал конверт, понимая, что Репнин не солгал, что все так и есть – он навечно запятнает себя в истории как шайтан-генерал, похоронивший вольное казачество.
— Перейдем к деталям кампании, – Репнин привел слегка в чувство раздавленного генерал-поручика. – Суворовскую дивизию вы погрузите на баркасы и отправите вверх по Днепру. Желательно сохранить самую боеспособную часть корпуса Каменского для серьезных боев на севере. В вашем распоряжении – собственная дивизия и кавалерия. С ней не все гладко. Донцов срочно отправляем в направлении Харькова. Использовать их против Сечи – сиречь выстрелить себе в ногу. Только регулярная кавалерия, пикинеры и гусары. Артиллерии у вас с избытком.
— Ожидаемое сопротивление? Силы противника? – Текели окончательно пришел в себя и заговорил как профессионал.
— В пакете вы найдете все инструкции. Делите свой ослабленный корпус на пять деташементов. Быстрота и натиск. Все в ваших руках, генерал-поручик.
Все вышло, как и было предусмотрено диспозицией штаба Румянцева. Редкий случай, когда все прошло как по писаному. Переправившиеся на другой берег войска под покровом ночи начали выдвижение к намеченным точкам.
“Что мне скажет Саша при встрече? – ужаснулся Текели, близкий друг Суворова. – Пожмет ли он мне руку?”
Собрав в кулак всю волю, он приказал, указав на неказистую земляную крепость:
— Вперед!
Остров Чартомлык на реке Подпольной, Новая Запорожская Сечь[7]. Гарнизон – три тысячи, 20 пушек. Подход к главной крепости охраняли земляные валы с орудийными батареями. Их охрана безбожно дрыхла. В рассветной тишине солдаты Орловского полка тихо, без выстрела, сняли часовых, вошли в ретраншемент и выставили караулы у пушек.
Сама крепость представляла собой неровный квадрат с пушечной башней у реки, внутри которого за деревянно-земляными стенами скрывались 38 куреней – длинные, 15-тисаженные дома на 150 человек. Каждый представлял собой мини-крепость. Сто лет назад турецкие янычары смогли бесшумно зайти в Сечь, но были уничтожены перекрестным огнем из окон куреней. Повторять их опыт Текели не желал. Он надеялся договориться миром.
— Вся Сечь занята упражнением сна, – хихикнул барон Розен, командир приданной отряду кавалерии, удивляясь тишине, царившей за стенами крепости, несмотря на то, что рассвело и маневры конницы и пехоты скрыть уже невозможно.
— Мне казалось, – вздохнул Текели, лично возглавивший штурм главной запорожской квартиры, – что запорожцы – серьезные бойцы.
— Все в прошлом, мой генерал, – ответил Розен по-французски. – Ныне мы видим перед собой лишь лагерь обычных разбойников. Мои кавалеристы без единого выстрела заняли пристань и захватили казацкие “чайки”.
— Какой трагический финал столь впечатляющей истории!
Отсутствие казацкой старшины и самых боеспособных запорожцев, ушедших к Пугачу, пагубным образом отразилось на дисциплине. Пока назначенный в наряд хлопчик не собрался выгонять коров на выпас, никто и не чухнулся, не поднял тревоги. Пастух недоуменно смотрел на ретраншемент и никак не мог сообразить, отчего Сечь окружена русскими войсками.
— Сполох! Сполох!
Из куреней повалили полураздетые зевающие, трущие глаза казаки – многие с диким похмельем, а то и пьяные. Они ошеломленно уставились на жерла своих собственных орудий, развернутых на крепость, и на стоящих рядом с ними солдат Орловского полка с зажженными фитилями. Внутри укреплений крепости заметалась “голота” – бедные, но наиболее радикально настроенные сечевики, привыкшие кормиться исключительно с ножа.
— Москали нас предали!
— Будем биться до последнего! Не посрамим славы атамана Дорошенки!
— Тикаем, хлопцы, в плавни! К турку уйдем, но сраму не примем!
— На нож куренных атаманов и старшинство! Нас продали ни за грош!
Казачью верхушку с трудом отбили ближники. Кровь лилась рекой. Выстрелы следовали один за другим. Звенели сабли. Одному Сокальскому, главе казачьего духовенства, удалось смирить страсти:
— Убойтесь Бога! Что вы думаете, дети? Вы христиане и поднимаете руки против христиан?
— Парламентер от москалей! – раздался крик от ворот. – Подполковник Мисюров до куренных атаманов.
— Хай приде сюда да обскажет, что задумали, вороги!