Вдобавок ко всему Брюс Винсент оказался местной знаменитостью. Весть о смерти короля больничной парковки потрясла всех, медицинский центр гудел, слухи и сплетни распространялись со скоростью лесного пожара. До того момента, когда Ной увидел мистера Винсента на операционном столе, старший ординатор понятия не имел о его существовании. Машины у Ноя не было, следовательно, не было и повода наведываться в служебный гараж. Обычно он ходил на работу пешком, а в плохую погоду оставался ночевать в дежурных помещениях клиники, где было намного просторнее и уютнее, чем в его квартире. Конечно, Ной видел фотографии детей на доске объявлений в кафетерии, но не знал, чьи это малыши. Однако выяснилось, что Ротхаузер, не являющийся членом фан-клуба начальника гаража, находится в явном меньшинстве. Судя по многочисленности поклонников Брюса Винсента, конференц-зал будет забит до отказа.
И все же больше всего Ноя тревожило участие доктора Мейсона. Ной старался держаться как можно дальше от этого человека. Но теперь, когда до конференции оставалось меньше двух недель, они стремительно сближались: ординатор и профессор шли встречным курсом, как пресловутый гигантский лайнер и потопивший его айсберг, и столкновение было неизбежно. Что бы Ной ни обнаружил при расследовании, это станет дипломатической катастрофой. Из того немногого, что успела рассказать анестезиолог, у Ротхаузера сложилось впечатление, что львиная доля вины лежит именно на Уильяме Мейсоне, который работал в трех операционных одновременно. Сама по себе тема участия врача сразу в нескольких операциях была довольно острой и давно вызывала горячие споры.
Ной вернулся в спальню и направился к комоду, чтобы достать из ящика носки и нижнее белье. Комната была обставлена скупо: кроме комода имелась широкая двуспальная кровать, возле нее — прикроватная тумбочка, на которой помещались лампа под матерчатым абажуром и стопка медицинских журналов. Ни репродукций на стенах, ни занавесок на окнах, выходящих на задний двор, ни ковриков на дощатом полу. Если кто-нибудь спросил бы Ноя, как называется такой стиль интерьера, он, пожалуй, охарактеризовал бы его спартанским. Но его никто не спрашивал. Гостей у Ноя не водилось, да и сам он приходил сюда нечасто, особенно с тех пор, как уехала Лесли. Наверное, из-за долгого отсутствия хозяина к нему столько раз и вламывались грабители. Поначалу Ной расстраивался и злился, но поскольку красть тут было нечего, вскоре он перестал принимать близко к сердцу незаконные вторжения и стал относиться к ним как к неизбежному злу, сопутствующему жизни в большом городе, особенно если к соседке с верхнего этажа регулярно наведываются толпы студентов. Конечно, можно было снять жилье поприличнее, но тратить время на поиски новой квартиры Ною не хотелось, да по большому счету он и не считал это место домом — так, нора, куда можно завалиться пару раз в неделю, чтобы рухнуть на кровать и поспать пять-шесть часов.
Но еще несколько лет назад все здесь выглядело совершенно иначе. Квартира действительно была домом, уютным и теплым, с ковриками, салфеточками, картинками на стенах и веселыми занавесками на окнах. И мебели было чуть больше: в углу стоял письменный стол, на котором красовались семейные фото в рамочках, а возле кровати — вторая тумбочка. Но милые домашние вещицы принадлежали Лесли Брукс — давней подруге Ноя. Оба окончили Колумбийский университет, Лесли — факультет экономики, а Ной — медицинский, после чего вместе переехали в Бостон, где Лесли собиралась поступить в Гарвардскую школу бизнеса. Но два года назад, получив степень магистра, девушка вернулась в Нью-Йорк, где нашла отличную работу по специальности.