— Клодина говорит дело, — поддержал Иври. — Я солдат и понимаю толк в бастионах, знаю, как их надо возводить. И вот что я видел вчера, когда насыпал мешки песком на Сен-Флорентийском редуте. Это огромное укрепление тянется от площади Согласия до самого Тюильрийского сада. Работа подходила к концу. Уже начали покрывать скаты редута зелёным дёрном, когда приехал генерал Домбровский. Делаю я своё дело, а сам всё посматриваю на командующего: как, думаю, он редут оценит? Угодили мы или нет? Глаз-то у него острый!.. Вдруг, вижу, он наклонился над глубоким рвом, что идёт возле редута, да как закричит:
«Ах, негодяи! — и как накинется на подрядчика: — Кто дал вам этот план?»
«Инженер Саймон», — отвечает тот.
«Где он?»
«Не знаю. Он не появляется уже пятый день», — всё так же равнодушно отвечает этот наёмный строитель.
«А сами-то вы не понимаете, что произойдёт, если сюда упадёт граната!» — возмущается Домбровский.
Я подковылял ближе, заглянул в ров и понял, в чём дело: целая паутина из газовых и водопроводных труб бросилась мне в глаза.
«Откуда мне знать, что может от этого произойти! — спокойно отвечает подрядчик. — Я человек штатский, на войне не бывал».
Тут я не утерпел:
«А хотя бы и штатский! Каждому школьнику понятно: если снаряд ударит в газовую трубу, произойдёт такой взрыв, что и баррикада и люди взлетят на воздух».
Говорю я эти слова, а сам чувствую, как лицо и шея горят у меня от стыда.
«Ясно вам теперь?» — спрашивает подрядчика Домбровский.
«Теперь ясно, — отвечает тот с прежним спокойствием. — Но я-то тут при чём?»
«Вот то-то и оно, что тут вы ни при чём, а при ком-то состоите!» — крикнул на него генерал, и глаза его потемнели от гнева.
«Не понимаю, что вы имеете в виду», — продолжал прикидываться простачком строитель.
«Поймёте в конце концов!» — бросил на ходу Домбровский и побежал вдоль баррикады.
Через три минуты я снова услыхал Домбровского:
«Есть тут стрелки?»
«Есть!» — отзываюсь я и спешу, подгоняю свою культяпку, сколько хватает сил. Подхожу к генералу, а он рассматривает амбразуры.
«Хвалиться не буду, — говорю, — а стреляю неплохо и в амбразурах толк понимаю…»
«Понимаешь толк? — сердито оборвал меня генерал. — А где же твои глаза? Посмотри: амбразуры направлены только к центральным аллеям. А если неприятель пойдёт стороной, по улице Габриэль, как же достать его тогда огнём с баррикады?»
«Виноват, — говорю, — об этом-то я не подумал. Слаб я действительно насчёт стратегии, признаюсь…»
«А тот враг, которому доверили постройку редута, он, видно, хороший стратег!» — стыдит меня генерал.
…Всё это видел я собственными глазами и слышал своими ушами у ограды Тюильри, — закончил Иври.
— Ну, что ты на это скажешь, Бантар? — вмешалась вновь Клодина. — Что же будет дальше?
— Так продолжаться не может, — ответил Жозеф. — Меры уже приняты. Инженер Саймон арестован. Как выяснилось, он действительно был подкуплен Версалем. Баррикадная комиссия работала плохо, и Совет Коммуны постановил взять под революционный контроль возведение уличных укреплений.
Пока Бантар говорил, на пороге кафе показалась опрятно одетая женщина в трауре, лет сорока. Чёрная шаль прикрывала её гладко зачёсанные светло-каштановые волосы. Никто не обратил на неё внимания, и она молча простояла несколько минут, не спуская глаз с Бантара. Как только Жозеф умолк, женщина подошла робкими шагами к столику, где он сидел.
— Я пришла узнать, — смущённо начала она, — правда ли, что я могу перебраться в предоставленную мне Коммуной комнату и увезти всю мебель, не уплатив прежнему хозяину долг за квартиру?
— Безусловно, гражданка. Разве вы не читали декрет Коммуны? Новый закон освобождает квартирантов от уплаты задолженности за последние девять месяцев. Жильцам предоставляется право выехать, куда им вздумается.
— Читала, но, боюсь, плохо поняла, — доверчиво ответила посетительница в трауре.
— А вы можете внести то, что задолжали квартирохозяину?
— Откуда мне взять деньги! Вот уже восемь месяцев, как я без работы… Пока на войне не убили мужа, мы жили на его жалованье. Всё, что можно было заложить, уже давно заложено. Если бы не пособие, что мне выдала Коммуна, мне… нам… нам никак бы не прожить. У меня трое детей. Я поневоле не платила за квартиру, и теперь хозяин грозит забрать последнее, что у меня ещё осталось.