— Кто такие? — запоздало окликнули их из приворотной вежи.
— Разуй глаза, — огрызнулся Драгутин. — От кагана Битюса к князю Твердиславу с добрым словом.
Плату за въезд с них не потребовали. Да и когда это было, чтобы хазары градским обывателям платили? Стража наверняка приняла Драгутина за хазарского гана, с которым лаяться без толку, да и чревато. Князь Твердислав с каганом ныне в большом ладу и дошел в своем раболепии до того, что пустил за городские стены три хазарские сотни, к большому ущемлению прав берестянских стражников. Драгутин нисколько не сомневался, что в случае заварушки берестяне не кинутся а помощь хазарам, даже если об этом сам Твердислав будет росить. Подкованные копыта боярских коней гулко стучали по промерзшим лесинам мостовой, тревожа притихших к вечеру собак. Припозднившиеся обыватели недовольно щурились на всадников, которых занесло за городской тын в неурочный час.
Княжья обитель располагалась рядом с Торговой площадью. И уже издали было видно, что у ворот детинца[14] колготня. Ворота по ночной поре были наглухо закрыты, а вот пространство перед ними было забито многочисленными возами. Невесть откуда притащившийся обоз перекрыл дорогу всадникам в бараньих шапках. Что, конечно, последним не понравилось. Драгутиновы бояре тоже не замедлили вмешаться в спор,
— К князю Твердиславу мы, — надрывался ражий мужик на передней подводе, — с дальнего сельца урочная дань.
— Сворачивай, — рычал ему ряженный в баранью шапку Скора.
Прочие всадники и возницы кричали уж совсем непонятное, но дело явно шло к большой драке. Привлеченные ором, городские обыватели, как водится, давали советы, которые приводили к еще большей неразберихе.
— Осаживай подводу, — требовал Скора, размахивая плетью.
— Куда я ее осажу? — огрызался возница.
Кое-кто уже начал зажигать факелы, чтобы помочь распутать клубок из возов и лошадей, образовавшийся нежданно-негаданно на обширной площади. Ругали берестяне, естественно, возниц, которые по деревенской своей простоте, городских порядков не зная, уперлись чуть ли не в самые ворота детинца. Конечно, ничто не мешало хазарам объехать возы, но для этого пришлось бы бить копыта коней по узким переулкам, и это в самую темень. Немудрено, что всадники в бараньих шапках озверели.
— О чем лай? — проснулись наконец на сторожевой веже детинца.
— К князю с оброком из дальнего сельца, — громко объяснил рыжий возница. — А эти гонят от ворот.
— Всю площадь перекрыли, ни пройти, ни проехать, — крикнул Скора.
— Тебя, олух, где носило? — рыкнули сверху на возницу. — Приперся в самую темень!
— Путь-то дальний, — обиженно пробасил рыжий. — А добро за стенами не оставишь. Ты уж пропусти нас, мечник, а то ведь разворуют городские за ночь княжье добро.
Ворота детинца по ночам без крайней нужды не открывают, да и днем сюда не каждого пустят. Этак каждый начнет к князю в гости шастать — никакого порядка не будет. А князю и его гридям в том большая докука. И без того в детинце не продохнуть, а тут еще деревенский недотепа со своими возами!
— Ну я тебе устрою спрос, — пригрозил с вежи мечник, — чтоб впредь неповадно было тревожить князя по ночам.
— Мое дело маленькое, — обиделся рыжий возница, — велено было привезти, я и привез.
Громко заскрипело колесо подъемного моста, загремели ржавые цепи. Детинец открывал свой зев, дабы принять в себя привезенный смердами княжий прибыток.
— Спешиться, — тихо приказал Драгутин.
Первым на опустившийся мост прыгнул рыжий возница, вот только вместо медвежьей шапки с головы его скалилась в сторону гридей волчья пасть.
— Волки! — крикнул ему навстречу какой-то бедолага и тут же захлебнулся кровью.
— Затворяй, — завопил с вежи понявший свою оплошность мечник, но с приказом он явно опоздал: облаченные в волчьи шкуры люди уже мелькали по двору детинца. В княжьем тереме, видимо, почуяли неладное, оттуда неслись тревожные крики. Ни княжьи гриди, числом в три десятка, ни хазары, которых было в детинце не более двадцати, не могли понять, откуда взялись посреди двора закованные в бронь и налитые силой люди. Ударившись обтянутой полотном рубахи грудью о чужую железную грудь, они падали бездыханными.
— Коней ведите следом, — крикнул Драгутин заранее отряженным для этого дела боярам. — И прикройте ворота детинца.
В городе было три сотни хазар и до сотни Твердиславовых мечников, которые могли вмешаться в ход событий. Но пока за спиной Драгутина кричали лишь изумленные происходящим обыватели. Хазарские шапки с голов всадников вдруг слетели наземь, а взамен на головах выросли бычьи рога. Такое загадочное преображение пришлых людей при свете факелов поразило и испугало многих горожан. А рогатые воины уже бежали по опущенному мосту в детинец с криками и воем, от которых у обывателей дыбом вставали волосы.
Драгутину не пришлось вступать в драку. Взбежав на красное крыльцо княжьего терема, он крикнул оттуда загнанным в угол к пристройкам гридям и хазарам:
— Именем славянских богов — бросайте мечи!
Стрела, летевшая в лицо, едва не оборвала речь Драгутина на полуслове, но оказавшийся рядом Торуса поймал его смерть своим щитом. Боярин невольно отшатнулся, но с крыльца не сошел. А боярин Володарь снял лучника с крыши пристройки, метнув в него свой нож. Лучник скатился вниз на головы товарищей, которые побросали мечи под ноги окружавших их незваных гостей.
— Стрела с синим пером, — сказал Торуса, разворачивая щит к Драгутину. — Чем тебе не знак?
— Пусть судят волхвы, — отозвался подошедший с мечом в руке «белый волк» Божибор. Это он давеча изображал у детинцевых ворот возницу.
— К Твердиславу, — распорядился Драгутин, толкая ногой тяжелую дверь.
Все свершилось столь быстро, что ни князь Твердислав, ни его гость хазарский ган не успели понять, что происходит. К тому же оба уже успели изрядно повечерять, а потому пялились на вошедших людей с пьяным изумлением.
— Кто такие? — грозно вспенился наконец князь.
— Зенки залил так, что знаков не зришь, — хмуро бросил ему Драгутин. — Посланцы славянских богов перед тобой, Твердислав.
Хазарский ган то ли потрезвее был, то ли от природы лучше соображал, но на ноги он вскочил первым.
— А почему не добром вошли? — спросил он, сощурив узкие глаза скифа-степняка. — Или божьи ближники решили пойти войной на хазар?
— Спрос не с тебя, ган Горазд, а с князя Твердислава, — спокойно отозвался Драгутин. — Ближник Велеса, предавший своего бога, должен ответить по правде славян.
Князь Твердислав, наливаясь дурной кровью, медленно поднимался из-за стола. Страха не было в его бычьих глазах — только ярость. И ростом, и статью он напоминал своего родовича князя Всеволода. Вот только тело его жиром еще обрасти не успело. Литые широкие плечи разрывали рубаху на груди, а широкая ладонь сжалась в увесистый кулак. Не робкого десятка человеком был князь Твердислав, отличившийся во многих битвах и не раз бравший верх в поединках грудь в грудь над сильными бойцами.
— Меня на стол сажало городское вече, — прохрипел он в лицо Драгутину, — и ни тебе, даджан, меня судить.
— Отчего же, — холодно отозвался боярин, — и я свое слово скажу. Но сначала из уст волхвов прозвучит слово славянских богов.
Три белобородых старца выдвинулись из-за спин заполнивших горницу боготуров, бояр и «белых волков». Их одетые в белые полотняные рубахи, худые тела казались лишними среди дивных птиц и чудищ, намалеванных яркими красками на потолке и стенах. Драгутин подумал, что стены эти малевал старый резчик Сар, одолженный для этой цели князем Твердиславом у своего родственника Великого князя Всеволода.