Витрина магазина Пита Крампуса была аккуратно завешена фанерными щитами, но дверь оказалась открыта. Развалившись в кресле, вынесенном перед прилавком, там сидел полицейский сержант с магнитофоном на коленях и бутылкой пива в руке. Над ним висел плакат, нарисованный акварельными красками: «Осенняя распродажа! Три любых товара за две цены!»
— Привет, Абсалон, — сказал сержант, салютуя бутылкой. — Здравствуйте, герр Хансен.
— Привет, Тимсаари. Вот, зашли за припасами, раз такое дело, — ответил Абсалон.
— Крампус велел, чтобы деньги клали в коробку, — сказал сержант.
— Муниципалитет платит, — буркнул Абсалон, зашёл за прилавок и скрылся в подсобке.
— Запиши всё в журнал! — крикнул сержант и подмигнул Ингвару. — И впиши туда ящик тёмного.
— Чёрта тебе лысого, — отозвался Абсалон.
— Он вас больше не удерживает насильно? — спросил сержант.
Ингвар понял, что тот слегка под мухой. Сержант нацепил наушники и закрыл глаза. Из подсобки раздался грохот.
— Помощь нужна? — крикнул Ингвар.
— Да! На прилавке лежит журнал, видишь? — крикнул Абсалон.
— Вижу!
— Записывай в него: томатный суп — двадцать банок.
Ингвар раскрыл журнал, взял ручку, привязанную к прилавку верёвочкой, и записал требуемое. Сержант качал головой в такт музыке из наушников.
— Консервированный тунец — девять банок, — крикнул Абсалон. — Всё распродал, зараза.
— До весны далеко, будет очень нелегко, — фальшиво пропел сержант.
Ингвар вздрогнул и посмотрел на него. Сержант балдел под музыку. Молча.
— Свечи пиши, стеариновые, — крикнул Абсалон. — Три ящика.
— Потроха на заре волки выпустят тебе, — спел сержант, едва Ингвар отвёл от него взгляд.
Ингвар выронил ручку.
Ему показалось, что сержант пристально следит за ним из-под прикрытых век.
— Что писать? — хрипло крикнул он Аб-салону.
— Консервы собачьи… Пиши сорок банок. Нет! Сорок семь!
— Окружат кольцом, обглодают всё лицо, — спел сержант.
Ингвар прыгнул к нему, сорвал с его головы наушники и заорал:
— Перестань! Хватит! Перестань меня пугать, тварь!
Сержант вывалился из кресла и сел на пол, но мигом вскочил и схватился за кобуру. По полу разлилась пенная лужа из опрокинутой пивной бутылки.
— Чёрт возьми! Мужик, с тобой всё нормально?! — крикнул сержант, успокаивающе подняв руки.
Ингвар всхлипнул и замотал головой. Стало совершенно понятно, что у сержанта и в мыслях не было его пугать. Он опустил взгляд на пивную лужу. Два пятна, будто ушки, торчком на макушке, пузырящийся потёк, похожий на длинную волчью морду, тянущуюся к его ногам.
Абсалон выглянул из подсобки и посмотрел на них.
— Нет, Тимсаари, с ним не всё нормально. Иначе я бы за ним не присматривал.
— Что это за ночь — с 31 декабря на 1 января? — спросил Абсалон.
Он только что показал Ингвару, как открывать банку томатного супа специальным консервным ножом, а теперь сидел около печки и курил.
— Просто ночь, — ответил Ингвар. — Как там её… Годоворот. Смена календарного года.
— Бабка рассказывала сказки, что в ночь на Годоворот тугынгаки обмениваются подарками, — сказал Абсалон.
— Кто?
— Тугынгаки. Духи полярной ночи.
— Только их мне и не хватает, — поёжился Ингвар. — С моими-то галлюцинациями…
— Бабка чего только не рассказывала, но в тугынгаков я верил, — сказал Абсалон. — Завтра я выпаду.
Ингвару показалось, что из комнаты выкачали воздух. Грубый, холодный, любящий только своих терьеров Абсалон оставался единственным человеком, связывавшим его с миром нормальных людей.
— Я хотел бы сделать тебе подарок. Подойди.
Ингвар вытер руки полотенцем и подошёл к нему. Абсалон протянул небольшую коробку, аккуратно завёрнутую в упаковочную бумагу и перемотанную бечёвкой.
— Что там? — спросил Ингвар, принимая неожиданно тяжёлый подарок.
— Сюрприз, — веско сказал Абсалон. — Раскроешь в ночь Годоворота. Обещаешь?
— Зачем это всё? — спросил Ингвар, дрогнувшим голосом.
— Ты слишком лёгкий. Тебе нужен якорь.
— Какой ещё якорь?
— Для сумасшедшего ты всё-таки туповат, — сказал Абсалон и выкинул окурок в печь.
Настоящий большой снег пошёл в полдень 31 декабря. Ингвар забрался на крышу клиники и с ужасом наблюдал, как исчезает его мир. Город зарастал снегом, как зарастает отвратительной плесенью булка, забытая в хлебнице перед отъездом в отпуск. Зрелище, разворачивающееся перед ним, казалось страшным и прекрасным одновременно. Бледное на белом, алебастр и мел. Вернувшись в баталерку, Ингвар погрел руки над печкой и вдруг с ужасом схватился за карман — ему померещилось, что медицинский пузырёк с притёртой пробкой вывалился в прореху; но обошлось, он был на месте. Последние две недели Ингвар держался только за обещание, данное Абсалону, — открыть его подарок в ночь наступления Нового года. За якорь. В поисках выпивки он нашёл в подвале сейф, но спирта в нём не оказалось, зато нашёлся пузырёк с надписью: «Опасно! Крысиный яд».