– У-ни-жа-ет? Я этого не говорил! Я люблю свою работу, майор. Но это вовсе не означает, что я претендую на ложе из розовых лепестков. У меня просто есть работа. Она такая же, как и любая другая. У нее есть плохие стороны, как и у… Майор? Майор, что-нибудь не так? Вы не заболели? На вас лица нет…
Внезапная бледность выдала охватившее меня чувство страха. Всего в нескольких метрах от нас в окружении других членов бригады, носившей бревна, стоял Святой Бернар и пристально вглядывался в меня, явно намереваясь подойти. Улыбаясь, но все еще не веря собственным глазам, он двинулся в мою сторону.
– Встать в строй! – взревел конвоир.
Святой Бернар не повел и ухом.
– Белый Клык! Brüderlein, bist du’s?[15] – Его руки сомкнулись вокруг моих плеч в неимоверно крепком братском объятии.
– Помогите! Охранник! – закричал я. – Арестуйте этого сумасшедшего! Оттащите его от меня! Бросьте его в одиночную камеру!
Дружеская улыбка на лице Святого Бернара сменилась миной недоумения. Пока охранник тащил его прочь, я пытался мимикой и подмигиванием дать понять, что ему нечего бояться.
– Если вы хотите запереть этого парня в одиночку, то следует ли перевести куда-то в другое место Моусли? – обратился ко мне конвоир.
– Нет! Пусть Моусли остается. Вы наверняка сможете найти какое-нибудь место, где я мог бы допросить этого типа с пристрастием. Ладно, заприте его в моей квартире и поставьте у двери часового. И… – это я шепнул охраннику на ухо, – обращайтесь с ним не слишком грубо. Он мне потребуется в добром здравии. Я, с Божьей помощью, смогу отбить у него охоту набрасываться на кого бы то ни было. Чертовы любимцы, – проворчал я, повернувшись к Куилти, недоумение которого в любой момент могло превратиться в подозрение, – должно быть, они все со сдвигом.
Такое оправдание выглядело слишком слабым объяснением этой стычки со Святым Бернаром, но Куилти оно, к счастью, удовлетворило. Оно даже заставило его оживиться.
– Безумие – у меня точно такая же теория, майор! Если у вас есть время, я мог бы продемонстрировать вам один исследуемый мною случай. Самый исключительный пример подобного типа. Классические симптомы психоза. Прекрасный случай невроза принуждения. Это займет совсем немного времени. А потом, если пожелаете, мы сможем продолжить осмотр печей.
– Ведите меня в бедлам, доктор. Покажите мне всех ваших психов. Понаблюдать денек за сумасшедшими гораздо забавнее, чем заглядывать в печи.
– Несомненно. Но пойдем помедленнее, если вы не возражаете, майор. Моим ногам с каждой минутой все хуже.
Должен сказать, что, хотя шел третий день моего пребывания в женской исправительной колонии Сен-Клу (таковым было назначение этого места незадолго до моего в нем появления и таковым оно вскоре стало снова), я еще не делал попыток вступить в контакт со Святым Бернаром или Кли. Пока не пришло время спасения, обнаружение моего присутствия было бы совершенно пустым – и опасным – жестом. Опасным, потому что, вероятнее всего, Палмино сразу понял бы, что они представляют для меня особый интерес, и получил бы таким образом дополнительное основание для шантажа – или даже предательства. Я боялся подумать о тех действиях, на которые он, при его грубой и похотливой натуре, мог бы пойти, узнав, что Кли – моя мать! Мне и без того приходилось пускать в ход весь свой талант убеждения, чтобы заставить его сохранить жизнь Моусли, но не удалось оградить лейтенанта-неудачника от ночных допросов Палмино. Чувство вины перед лейтенантом усугублялось жалобными криками, которые доносились из его одиночной камеры по ночам и заставляли меня глотать слезы долгими бессонными часами ожидания в радиобудке.
Я старался как мог избегать злобного влияния на меня Палмино, проводя время с другими офицерами, – либо упражняясь в сдерживании алчности капитана Фрэнгла, либо составляя компанию преподобному капитану или доктору Куилти в их обходах тюрьмы с целью насаждения баптизма и заботы о здоровье заключенных. Из этих двоих второй был мне более по вкусу. Мое предпочтение Куилти тоже оценивал по достоинству.
– Я такой же скептик, как и вы. Cogito, ergo sum[16], я сомневаюсь – значит, я есть. Это из Декарта, – заявил как-то Куилти во время нашей дискуссии о грубости миссионерской тактики преподобного капитана. – Я вместе с бессмертным Зигмундом Фрейдом верю в могущество разума. Полагаю, военные люди не так уж глубоко изучают психологию? Глубины этой материи для вашего брата, должно быть, настоящая terra incognita[17].