— Министр поворачивается ко мне и смотрит вопросительно. У Карпеца аж вспотели очки. Я спрашиваю: «Карташиди, наверное»? Писатель: «Точно!» Министр был очень доволен: его сыщики владеют обстановкой. Потом Игорь Иванович мне говорит: «Откуда ты все знаешь?» Я ему честно ответил, что сам узнал об этом Карташиди только накануне. Мы стали потом антиквара разрабатывать и вышли на жулика в ранге, ни больше ни меньше, — замминистра внутренних дел Абхазии! Из-за него у меня впоследствии были большие неприятности.
С какой целью проводились в стенах МВД демонстрации изъятых ценностей?
Игорь Иванович Карпец поясняет в своей книге, заодно представляя своего подчиненного:
«В Главном управлении уголовного розыска энтузиастом борьбы с кражами произведений искусства и старины был в те годы молодой, энергичный работник — Дмитрий Николаевич Медведев. Он часто организовывал налеты на воров, грабителей, скупщиков старины, знал дипломатов, контактировавших с преступниками… В общем, знал всех, кого надо было знать. Время от времени в Министерстве, либо в Главке, в УВД Москвы или Московской области устраивались своего рода „выставки“: ликвидируя очередную преступную группу, до суда, который должен был решать судьбу „вещественных доказательств“, коими были картины, иконы, церковная утварь и т. п., изъятые произведения искусства выставляли для обозрения сотрудников. Приглашали мы посмотреть их специалистов, оценить изъятое».
Много кто бывал на этих выставках. Тут автор книги не может не вспомнить свое первое посещение экспозиции Центрального музея МВД в Москве. Экскурсия тогда устраивалась для слушателей одного из милицейских вузов, будущих следователей. Молодые люди впервые получили возможность разглядеть вещественные доказательства по знаменитым уголовным делам. Кто-то зевал, не без этого. Но у большинства все-таки загорались глаза. Из этих последних и вырастут профессионалы. И. И. Карпец не упоминает, что выставки вещдоков при Щёлокове устраивались в том числе для молодежи, слушателей милицейских учебных заведений, включая иностранцев. Министр придавал этому большое агитационное и воспитательное значение. Он же — политрук…
Пора, наконец, выяснить, бывало ли такое, чтобы сам министр «положил глаз» на какую-нибудь изъятую ценность?[43] Слово — Медведеву:
«Как-то он обратил внимание на одну из похищенных в Ивановской области икон, изъятых финской полицией у контрабандистов. Она ему понравилась. Спрашивает: нельзя ли ее передать в музей МВД? Я поясняю, что икона составляет одну из частей царских врат, распиленных ворами. Она проходит по уголовному делу, ее после суда вернут в старообрядческую церковь. Он: „Понятно“. Проходя мимо томика Солженицына, изъятого у ворья, полистал его, хитро посмотрел на меня и сказал: „А вот этого у вас не было“. Томик Солженицына — единственное, что я помню за все годы.
Изъять вещдок из уголовного дела — эта сказка про белого бычка. Я в своей практике никогда с таким не сталкивался. Хранение изъятого антиквариата вообще имеет свои особенности. Нужно соблюдать определенные нормы по температуре, влажности и так далее. Мы предпочитали предметы старины хранить в музеях. В суде в качестве вещественного доказательства выступал документ о сдаче предмета в музей. Суд в любой момент мог затребовать оригинал. Затем решением суда вещдоки возвращались владельцам, если они были известны, или отправлялись в музеи, церкви. Не представлявшие музейной ценности вещи реализовывались через комиссионные магазины для возмещения ущерба потерпевшим. Мы возвращали антиквариат пачками. Десятки икон сдали в Музей Рублева, в Исторический музей. Возвращали предметы, которые не проходили по каталогам. Помню, передали в Музей Кремля братину Петра I, подаренную им гетману Скоропадскому в честь победы в Полтавской битве. Она не проходила ни по одному каталогу, ценнейшая. Вместе с Саввой Ямщиковым отстаивали картины в Псково-Печорском монастыре, которые хотели растащить сами же церковники. Поползновений что-нибудь присвоить я в Щёлокове никогда не замечал. Подставить его могли, поскольку за реализацией конфискованного имущества не было систематического контроля, нет и сейчас. Могли специально подсунуть какую-то вещь, выведенную из дела по липовым справкам. Но сознательно присвоить — нет, я это полностью исключаю».
43
Автор сожалеет, что вынужден задаваться этим вопросом. Есть же презумпция невиновности. Ни одного конкретного обвинения в адрес пятидесятого министра по этой части мы так и не услышим. Ни у него, ни у его родственников впоследствии не найдут ни одного вещдока, изъятого из уголовного дела. Но коль скоро слух запущен и оказался живуч…