– Значит, это все, чтобы понять, что и как будет олицетворять этот человек, став бессмертным?
Черт, это даже звучит безумно. Тем не менее, во всех этих рассуждениях определенно есть какая-то логика, пусть и непонятная мне сейчас до конца. Неудивительно, что Оскару пришлось разжевывать мне все практически от и до.
– Однако ты ведь говорил, что реакция всех оказавшихся здесь была примерно одинаковой, – напоминаю я.
– Вот именно, что примерно, – он делает особый акцент на последнем слове. – Я ведь говорил, что не бывает двух одинаковых людей, соответственно, два человека не могут отреагировать на одно и то же происшествие абсолютно одинаково. Всегда будут отличия, и очень важно суметь заметить их. Если же ты знал человека до этого, то увиденное дополнит твое знание, сформировав перед глазами более цельную картину.
– И что же, по твоему первому впечатлению, могу олицетворять я?
Нет, ну а что? Мне действительно интересно. Я как-то не привыкла заморачиваться по поводу собственной смертности и порой очень люблю пошутить на тему своей смерти, повергая в шок окружающих людей. А вообще, по моему мнению, шутки о смерти – самые лучшие шутки.
Не то хмыканье, не то усмешка по ту сторону динамика свидетельствует о том, что Оскар явно разделяет мое мнение по этому щепетильному поводу. Либо же несколько в замешательстве от моей прямоты, что вообще-то вряд ли.
– Вдохновение, может быть, – из его голоса как-то резко пропадает малейший намек на веселость. В этом мы очень похожи, когда речь идет о нашем творчестве. – Или же свободу и независимость. Судя по тому, что я уже успел увидеть, ты не из тех, кто потерпит ущемление своих прав, но при этом можешь поступиться ими в угоду собственному любопытству.
– Может, тут вопрос в том, что именно я считаю своими правами и их ущемлением, – говорю я, вернувшись в спальню и завалившись на кровать. Из-за разбитого окна тут, несмотря на лето, стало заметно прохладнее, но не настолько, чтобы я начала скулить от холода. – Все, что дает мне вдохновение и стремление к творчеству, уже само по себе имеет право на существование. Так что в данном конкретном случае я вовсе не чувствую, что мои права хоть как-то ущемлены. Не имеет значения, где я нахожусь и что происходит с моим телом. Кого это волнует, если ты можешь творить?
– Значит, готова умереть за свое творчество? – не похоже, чтобы Оскар сомневался в моем ответе.
– Все мы когда-нибудь умрем, – на лицо опять выползает улыбка, потому что я уже давно сбилась со счета, сколько раз мне задавали подобный вопрос. – Поэтому я никогда не думаю о будущем, даже о завтрашнем дне. Задумаешь, а оно не сбудется. Продумаешь до мелочей, а появится какая-нибудь неучтенная. Поэтому не планирую. Меньше разочарований. Да и вообще никто не дает гарантий, что выйдя из дома за газетой, ты не споткнешься и при падении не свернешь себе шею.
Донести до своих знакомых эту простую истину мне так и не удалось. Зато в ответ я наслушалась упреков на тему того, что надо всегда верить в лучшее, что береженого бог бережет, и все в том же духе.
– Интересная жизненная позиция, – отзывается Оскар, когда я, наконец, замолкаю. – Я бы спросил, при каких обстоятельствах сформировалось подобное мировоззрение, но, пожалуй, подожду, когда ты сама захочешь это рассказать.
– А если не захочу? – я посылаю камере вопросительный взгляд.
– Тогда со временем я сам это пойму.
Что ж, попробуй. Конечно, не такой уж большой это секрет, но если человек настолько уверен в своих силах, почему бы не дать ему попробовать их испытать? А сейчас я ужасно хочу спать. Что бы вы ни думали, умственный труд отнимает массу сил. К тому же, я совершенно не выспалась.
– Не беспокоишься, что можешь и не проснуться? – интересуется Оскар.
– Не беспокоюсь, – я только качаю головой. – Конечно, будет немного обидно. Ты мог бы стать главным героем моей следующей книги. Будет обидно, если я так ее и не напишу. Но только поэтому.
========== Глава 4. Встреча ==========
Проснувшись ближе к полудню, когда ветер ворвался в комнату и начал предпринимать отчаянные попытки лишить меня покрывала, я, как ни странно, чувствую себя просто замечательно. Можно подумать, я провела ночь не неизвестно где, а на лоне природы. Я полна сил и готова к новым открытиям.
Оскар никак не комментирует мое возвращение в мир бодрствующих людей. Черт, я ведь даже никак понять не смогу, в доме он или нет. Мыслей о плане побега по-прежнему нет. Даже намеков на них не наблюдается.
Ручку и тетрадь я предусмотрительно беру на этот раз с собой. Мало ли, в какую часть дома сегодня занесут меня ноги. Лучше всегда иметь письменные принадлежности при себе на случай резких приступов вдохновения. Сегодняшним моим участком исследований я выбираю ту самую увитую плющом комнату, что приметила раньше. Ею оказывается небольшая крытая оранжерея, плавно перетекающая в балкон.
Вид отсюда открывается просто шикарный. Это не смотреть сквозь разбитое окно, тут совсем другое. Я с удовольствием подставляю лицо ветру и солнечным лучам и оглядываю открывшуюся моим глазам панораму. Живут же некоторые, а! Тут тебе на территории и бассейн, и планетарий, и часовая башня, и парк. Даже представить не возьмусь, сколько же времени мне потребуется, чтобы все это осмотреть! А на самом балконе оказывается очень уютно. Стоит стол, стулья, кадка с гибискусом. Только вот стеклянная крыша местами разбита, но это не имеет значения и картину не портит. Кажется, я нашла новое место для творчества. Так и представляю, как буду сидеть за этим столом, любоваться видами, пить чай и писать, писать, писать.
Но подолгу тут рассиживаться тоже не имеет смысла, и я иду дальше. Следующая комната – продолжение оранжереи. Снова все увито плющом, уставлено цветочными горшками, расположенными, как ни странно, в такой гармонии, что хочется их нарисовать. А цилиндрическая колба с зелено-желтой жидкостью, стоящая у стеклянной стены, настолько органично вписывается в интерьер, словно так и должно быть.
И опять я не чувствую никакой неправильности, подходя к забальзамированному человеку. Не воспринимаю, как мертвого, как ни пытаюсь. На этот раз девушка, совсем молодая, лет двадцать пять. Длинные русые волосы разметались по плечам, очень красивое лицо. Словно живая. Черт, опять это «словно живая»! Вот привязалось! Венок из ромашек на голове, платье, словно состоящее из маленьких белых цветочков. И окружают ее огромные лепестки красной лилии. Можно подумать, что цветок раскрылся, и она появилась из него. Невероятная композиция!
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, как сложно на огромном поле, на котором миллион цветов, найти один-единственный, что нужен тебе? – голос Оскара, раздавшийся, словно гром среди ясного неба, вырывает меня из омута размышлений. – Но я все же нашел ее, свою возлюбленную.
Что?! Уж чего-чего я ожидала, но только не этого откровения! Что же получается, Оскар знал одну из жертв? Возлюбленная? Я невольно вновь поворачиваюсь к девушке и качаю головой. Что же должно было произойти, чтобы ее постигла такая участь? Не мог же он поступить так из принципа, ради любви к своему искусству… Хотя… Не мне судить об этом.
– Я души в ней не чаял, – продолжает меж тем он. – Делал все для нее, а потом застал в постели с собственным механиком. Какая черная неблагодарность. – И нет в его голосе ни намека на сожаление или раздражение. Сухая констатация факта. – Но, несмотря на это, я все равно подарил ей бессмертие.
Мда, не самая оригинальная история расставания с любимым человеком. Я имею в виду измену, а не бальзамирование, конечно. Вот так живешь и не знаешь, что твой парень маньяк. А когда узнаешь, уже поздняк метаться. Впрочем, подобное случается все же не часто – какое-никакое, а разнообразие.