Пока мясо впитывало соль и пряности, мы занялись начинкой. В котле на сливочном масле обжарили мелко нарезанные грибы и лук. Затем добавили к ним сваренную до полуготовности рассыпчатую гречневую крупу и горсть обжаренных на сухой сковороде орехов. Аромат, поплывший по кухне, был густым, орехово-грибным, невероятно уютным.
Затем началось самое важное. Мы с моими помощниками плотно набили освобожденную от кости ногу этой дымящейся, ароматной начинкой. Нога снова обрела форму, стала еще более массивной и аппетитной. Я взял толстую льняную нить и зашил разрез грубыми стежками.
Всю эту красоту мы обмазали медом, смешанным с горчицей, и отправили в жаркое сердце печи на несколько долгих часов.
Когда я вытащил его, по кухне пронесся благоговейный вздох. На огромном деревянном блюде, дымясь, лежал наш шедевр. Нога покрылась темно-золотистой, глянцевой корочкой, которая потрескивала и пузырилась от жара.
Я взял самый большой нож и сделал первый надрез. Хруст запеченной до карамели, а затем, словно освободившись из плена, изнутри вырвалось облако густого, пряного пара, пахнущего дичью и грибами.
Мясо было невероятным. Темное, сочное, пропитанное собственным соком и ароматом перца, оно таяло во рту. А начинка, вобравшая в себя все соки, превратилась в самостоятельное, богатое блюдо. Настоящий обед победителей.
Когда нога вепря заняла центральное место на столе, вся моя команда, забыв про чины и старую вражду, собралась вокруг. Ученики Демьяна несмело садились рядом с моими поварятами, и на их лицах читалось предвкушение. Я взял большой нож и отрезал первый, самый хрустящий, угловой кусок.
В этот момент дверь на кухню отворилась, и вошел Ярослав. Он был не в парадной одежде, а в простой тренировочной рубахе, и на его лице была теплая, искренняя улыбка.
— Слышал, у героев сегодня пир, — сказал он, и все тут же вскочили. — Сидите, сидите. Я пришел не как княжич, а как… товарищ, чтобы поблагодарить каждого из вас.
Он обошел стол, каждому пожал запястье или по-дружески хлопнул по плечу. Для этих ребят, еще недавно бывших на самом дне иерархии, это было немыслимой честью. Когда он дошел до меня, то сел на скамью рядом, принимая предложенную мной тарелку.
— Боги, Алексей, — выдохнул он, попробовав первый кусок. — Ты и впрямь колдун.
Прежде чем мы успели погрузиться в еду, я поднялся, держа в руке свою кружку. Разговоры тут же стихли. Два десятка пар глаз — моих верных поварят и бывших учеников Демьяна — устремились на меня.
— Я хочу сказать пару слов, — начал я, и мой голос прозвучал в тишине гулко. — Два дня назад мы были просто поварами и учениками лекаря. Мы боялись, ненавидели и не доверяли друг другу. А потом пришла беда.
Я обвел взглядом их лица.
— Я видел ваш страх. Видел вашу усталость, когда вы валились с ног, но я видел и то, как вы поднимались снова. Как вы работали плечом к плечу, не спрашивая, кто повар, а кто лекарь. Вы не просто варили отвар. Вы вытаскивали с того света своих братьев, отцов, друзей. Каждый из вас.
Я поднял кружку выше.
— Сегодня здесь нет поварят и учеников. Сегодня здесь одна команда. Команда, которая спасла эту крепость. Я горд работать с вами. За нас!
— За нас! — гулким эхом отозвались они, и в этом крике я услышал рождение чего-то нового. Настоящего братства.
Мы ели, и какое-то время на кухне царила атмосфера заслуженного, мирного праздника, но я видел, что Ярослава что-то гложет. Отложив ложку, он пододвинулся ко мне и Матвею, который сидел с другой стороны.
— Я рад видеть их такими… счастливыми, — кивнул он на ребят. — Но пока мы празднуем, враг остается на свободе.
Он замялся на секунду, а потом все же решил выложить свои мысли.
— Степан Игнатьевич рвет и мечет. Он уже арестовал и допрашивает всех, у кого были хоть какие-то связи с Морозовыми, но зашел в тупик. Мы знаем, что колодец отравили, но не понимаем, как. Главный вопрос, на который нет ответа: как отравители могли постоянно добавлять яд в главный колодец, не будучи замеченными стражей?
Он пояснил то, о чем я и сам уже думал.
— Понимаешь, судя по всему, яд поступал в воду не разом, а малыми, но постоянными дозами. Если бы они вылили в колодец бочонок с отравой, то первые же выпившие скончались бы в страшных муках, и тревогу подняли бы немедленно. Эта хворь была медленной, ползучей, она косила всех почти с одинаковой, слабой силой, будто каждый глоток воды был отравлен совсем чуть-чуть. Но как этого добиться? Подходить к колодцу каждую ночь, чтобы подлить яду? Стража бы их заметила.