Я поднялся с колен.
— Яд, — мой голос прозвучал в тишине подвала неестественно громко. — Быстродействующий, почти не оставляющий следов. Он вызвал почти мгновенную смерть.
— Но как⁈ — воскликнул Ярослав. — Двери были заперты!
Я показал ему и Степану Игнатьевичу дротик, затем поднял голову и посмотрел на единственное отверстие в камере, кроме двери. Крошечное, зарешеченное окошко под самым потолком.
— Им не нужно было входить, — сказал я. — Убийца подкрался к окошку и выстрелил.
Я посмотрел на управляющего, который слушал меня с мрачным, понимающим видом.
— Духовая трубка, — заключил я. — И крошечная, отравленная игла. Тихо, беззвучно, смертоносно. Они даже не успели понять, что произошло.
— Снова ты нас выручаешь, Алексей, — вздохнул Степан Игнатьевич. — Как догадался?
— Ну не могут трое мужчин одновременно умереть, так? Значит им кто-то помог. Я и решил осмотреть тела на предмет этой самой «помощи», — пояснил я управляющему. — Думаю, при осмотре вы или ваши люди нашли бы тоже самое.
Молча мы вернулись в канцелярию и ждали последнего донесения, которое должно было стать либо нашей первой победой в этой тайной войне, либо последним гвоздем в крышку гроба наших надежд.
Прошло еще два часа, прежде чем в кабинете снова появился Борислав. Он был покрыт ночной росой и дорожной пылью. Воин вошел, и по одному его лицу я все понял.
— Пусто, — доложил он коротко, обращаясь к управляющему. — Мы пролежали до самого рассвета. Никто не пришел. Лишь один всадник проскакал по дальней дороге, но к дубу даже не приблизился.
Ярослав сжал кулаки.
— Ушли… твари. Пронюхали!
Но Степан Игнатьевич оставался невозмутимым. Он медленно сложил все части головоломки воедино: наш гениальный план расследования, арест, допрос, ловушка у дуба, и, наконец, тихая казнь всех свидетелей в запертых камерах. Он посмотрел на нас, и его голос прозвучал зловеще.
— Они не «пронюхали», княжич. Они знали.
Он поднялся из-за стола и подошел к окну, глядя на темную, спящую крепость.
— Они знали, что их замысел провалился еще в тот самый момент, когда мы арестовали лодочников. У них есть глаза и уши внутри этих стен. И судя по скорости реакции — очень высокопоставленные глаза и уши.
Он повернулся к нам, и в его глазах горел недобрый огонек.
— Вы не понимаете? Насколько изящен ход со встречей у дуба! Это была приманка, на которую я, старый дурак, клюнул. Они заставили нас отправить лучших разведчиков на границу, следить за пустым местом, пока их убийцы бесшумно работали здесь, в самом сердце крепости. А убийство пленников… — он сделал паузу, — это не просто зачистка свидетелей. Это тоже послание.
Он обвел нас тяжелым взглядом, давая своим словам впитаться в наше сознание.
— Послание очень простое и очень страшное. Оно звучит так: «Вы не доберетесь до нас никогда. Мы можем достать кого угодно, где угодно, даже в ваших самых защищенных подвалах. Мы всегда на шаг впереди».
В кабинете повисла тяжелая тишина. Я осознал всю чудовищность нашего положения. Мы столкнулись с врагом, который не просто силен. Он был невероятно умен, информирован и безжалостен.
— Играть в шпионов, когда о каждом твоем шаге знают наперед, — это самоубийство, — подвел итог Степан.
Он подошел к карте земель, висевшей на стене.
— Они показали нам, что их тайные ходы нам не по зубам. Что ж. Значит, мы перестанем играть в прятки и зачистим всех, до кого доберемся. Нужно удвоить бдительность.
Глава 20
Прошло несколько дней после той страшной ночи. Жизнь в крепости, на первый взгляд, вернулась в свое привычное русло. Снова раздавался стук молотов в кузнице, на стенах неслась караульная служба, а с тренировочного поля доносились резкие команды десятников, но это была лишь иллюзия. Под внешним спокойствием, как темные воды под тонким льдом, скрывалось гнетущее, параноидальное напряжение.
Степан Игнатьевич не сидел сложа руки. Он начал свою тихую, безжалостную «чистку». Каждый день, под покровом сумерек, в его канцелярию приводили новых людей. Это были не только те, кто имел хоть какие-то, даже самые дальние, связи с Морозовыми, но и просто болтуны, пьяницы, недовольные.
Их допрашивали, проверяли, выворачивали наизнанку всю их жизнь. Управляющий искал своего «крота», и его сеть затягивалась все туже, заставляя каждого в крепости — от простого стражника до старого капитана — нервно оглядываться через плечо.