Но гул не стихал. Он нарастал. Медленно, неотвратимо. Деревянные ставни на окнах начали едва заметно дрожать. Гул становился глубже, басовитее. Это был уже не ветер. Это была дрожь. Дрожь, которая, казалось, шла из самой земли и отдавалась в каменном полу дома.
Глеб Морозов нахмурился, отставляя кубок. Они переглянулись.
И тут раздался первый крик. Отчаянный крик дозорного, который тут же оборвался, захлебнувшись.
В следующую секунду тишина взорвалась.
На спящее село обрушился грохот копыт. Глеб и Богдан бросились к окну, не веря своим ушам и глазам.
Они увидели, как в предрассветной мгле, в их лагерь врезается конница Ярослава. Не успевших опомниться дозорных, втоптали в землю. Всадники Соколов неслись по улицам, но похожи они были не на людей, а на демонов. Их глаза, казалось, горели в полумраке красным огнем. Они не кричали боевых кличей. Из их глоток вырывался лишь тихий, утробный рык.
Начался хаос. Сонные, дезорганизованные воины Морозовых и Боровичей выбегали из домов прямо под копыта и мечи. Они гибли, не успев понять, что происходит.
И вот, когда первая линия их импровизированной обороны была смята, когда элемент внезапности сменился тотальным доминированием, Ярослав поднял свой меч и издал оглушительный, яростный клич, который, казалось, расколол утреннее небо: — Соколы!
И глотки дружинников, до этого сдерживаемые дисциплиной, ответили ему ревом, полным ярости и праведного гнева. — Смерть Морозовым!
Этот крик ударил по остаткам боевого духа Морозовых, окончательно превращая их в паникующую толпу. Некоторые воины пытались организоваться в отряды, баррикадировались в домах, но это было уже не войско, а кучки сопротивленцев, раздумывающих как бы сбежать из злополучного села.
Глеб Морозов стоял у окна, его лицо было белым от шока и ярости. Он смотрел на эту бойню, на нечеловеческую ярость в глазах нападающих, и понимал. Они не должны были быть здесь. Не так быстро. Его идеальный план, его уверенность — все это рушилось на глазах, растоптанное копытами всадников, пришедших из ниоткуда.
Точка зрения Ярослава
В тот момент, когда горькая, рубиновая жидкость обожгла ему горло, мир для Ярослава изменился.
Он ожидал чего угодно — прилива сил, тепла, возможно, легкого головокружения, но эффект «Гнева Соколов» был иным. Сначала пришла оглушающая тишина. Гулкий стук его собственного сердца в ушах стал единственным звуком, а затем мир вернулся, но он был другим.
Краски стали ярче. Серая предрассветная мгла, казалось, истончилась, и он мог различить каждую щепку в частоколе, каждое лицо дозорного на стене. Звуки стали резче. Он слышал не просто грохот копыт, а каждый отдельный удар, каждый вырвавшийся комок земли. Он слышал, как замирает дыхание в груди у воина рядом с ним.
Потом пришла ярость. Это была не горячая, слепая ярость берсерка, а глубинная, острая, как осколок льда, ярость хищника. Усталость, которая еще минуту назад свинцом висела на его мышцах после долгого марша, испарилась без следа. Вместо нее пришла кристальная ясность мысли.
— Вперед! — его собственный голос прозвучал для него самого чужим, более низким и властным.
И лавина сорвалась.
Ярослав ожидал битву, а получилось избиение. Их не ждали так скоро и к встрече не готовились.
Воины Соколов, охваченные тем же пламенем, пронеслись по спящему селу, как кара богов. Они словно стали не людьми, а воплощением мести. Их движения были слишком быстрыми, их удары — слишком точными и сильными. Они не чувствовали боли от мелких ран, не обращали внимания на крики врагов. Они просто двигались вперед, сметая любое, самое отчаянное сопротивление.
Сонные, дезорганизованные воины Морозовых, которые выскакивали из домов, не успевали даже поднять щиты. Они сталкивались не с армией, а со стихией. С хищниками, чьи глаза горели нечеловеческим огнем.
Ярослав не отвлекался. Он игнорировал мелкие стычки на улицах, предоставив их своим десятникам. Его цель была одна — дом старосты. Он хотел отсечь голову змеи. Он и его личный десяток, не сбавляя скорости, прорубались через центр села.
У самого дома их попыталась остановить личная гвардия Глеба Морозова — десяток закованных в сталь, опытных бойцов. Увидев несущегося на них Ярослава, они не дрогнули. Как по команде, они сомкнули щиты, выставив вперед короткие копья и превратив крыльцо в неприступный бастион. В любой другой ситуации попытка взять такую позицию в лоб была бы самоубийством.
Но не сегодня.
Ярослав, спрыгнув с коня, дождался свой десяток.
— За мной! — рявкнул он, и воины создали стену щитов, а потом бросились в атаку.
Удар был похож на удар молота о наковальне. Строй гвардейцев не дрогнул, приняв на себя всю инерцию атаки. Раздался оглушительный скрежет стали.
Но потом сказался эликсир.
Движения воинов Ярослава были слишком быстрыми. Они не только давили силой, но и действовали как единый, слаженный организм, движимый одной волей. Они работали щитами, тесня телохранителей Морозовых, открывая бреши для яростных атак мечами. Гвардейцы Морозова были опытными воинами, но они никогда не сталкивались с таким. Они пытались держать строй, но их рвали на части с флангов.
Ярослав нашел их вожака — огромного воина и обрушился на него, как ураган. Его меч скрежетнул о щит, гвардеец был, возможно, даже сильнее, но Ярослав оказался быстрее. Его меч, подстегиваемый «Гневом Соколов», превратился в размытое пятно. Удар, уклон, подставить щит слегка под углом, чтобы вражеский клинок соскользнул. Зацепить его щит и вот уже клинок Ярослава, обойдя щит, вонзается в незащищенное сочленение доспеха под мышкой.
Когда капитан гвардии рухнул на колени, строй распался. Через полминуты все было кончено.
Ярослав стоял посреди трупов элитных бойцов, тяжело дыша. На его доспехе была свежая, глубокая царапина, а один из его воинов, прислонившись к стене, прижимал руку к кровоточащему плечу. Победа была полной, но она не была легкой.
Он выломал ногой дверь в дом старосты и ворвался внутрь.
Но там было пусто. Лишь перевернутый стол, остывающая еда и недопитый кубок с вином.
Враг бежал.
Сцена со стороны врага
За несколько минут до этого Глеб Морозов сбросил со стола карту, глядя на то, как его элитная гвардия гибнет под ударами отряда Ярослава.
— Невозможно… — прошипел он, отступая от окна. — Они не могли быть здесь!
— Разговоры потом! Уходим! — прорычал Богдан. Он уже затягивал ремни на своем доспехе, выхватывая меч. — Через заднюю дверь! Живо!
Глеб с ненавистью посмотрел на него. Отступать. Бежать из только что захваченного села. Это был несмываемый позор. Весь их гениальный план, вся их уверенность — все рухнуло в один миг, но звук выламываемой двери отрезвил его.
Они выскочили через задний двор, слыша как гибнет гвардия, выигрывая им драгоценные секунды.
— К коням! — крикнул Глеб своему оруженосцу, который уже держал в поводу двух оседланных жеребцов.
Они вскочили в седла и, пригибаясь к конским гривам, понеслись по узкому проулку к западной окраине села, где их ждал резервный отряд. Вокруг царил хаос. Их воины, застигнутые врасплох, бежали во все стороны, преследуемые яростными всадниками Соколов.
На окраине села они встретили командира своего резерва, который пытался организовать оборону.
— Отступаем к броду! — рявкнул Глеб, не останавливаясь. — Собрать всех, кто может держать оружие!
И в этот самый момент, когда они уже вырывались из огненного котла, к ним подлетел запыхавшийся всадник на взмыленном коне. Это был один из разведчиков, оставленных наблюдать за тылами.
— Князь! — крикнул он, поравнявшись с Глебом. — Знахарь! Тот самый повар! Он там!
Он ткнул пальцем в сторону леса, откуда они только что прискакали.
— Он в их тыловом лагере, всего в паре верст отсюда! В лесной лощине! Охраны — десяток воинов, не больше! Я сам видел!