Его заметил еще старый князь, отец Святозара, когда Демьян, тогда еще безусый юнец, вылечил его любимого псаря от лихорадки. Князь оценил знание. Забрал его ко двору, дал доступ к книгам, к редким травам. Десятилетиями он был первым и единственным. Его слово было законом, его отвары — последней надеждой. Он служил этому роду верой и правдой, с гордостью нося звание главного лекаря.
Демьян с горечью вспомнил тот день, еще до появления Алексея, когда к нему пришел воевода Всеволод. Его вкрадчивый голос, сочувствующий взгляд, слова о том, что «старые устои рушатся», что «молодой и горячий Ярослав не готов к власти, его нужно умерить во благо рода». Всеволод играл на его честолюбии, как на гуслях. Он обещал ему еще большее влияние, почет и славу, когда придет «правильное» время.
И он, Демьян, старый дурак, поверил. Согласился помочь. Он начал давать княжичу те самые отвары, которые должны были не лечить его от мнимой хвори, а медленно истощать его силы, превращая в слабого, послушного юношу. Все шло по плану, пока не появился этот повар. Этот мальчишка, который своими странными бульонами не просто вылечил княжича — он свел на нет месяцы тайной работы Демьяна и провалил первую часть заговора Всеволода.
И теперь он был в ловушке. План провалился, но отступать было поздно. Всеволод не простил бы провала и Демьян был вынужден помогать в новом, еще более страшном деле.
Дверь с грохотом распахнулась, и в палату вошел Борислав с двумя гвардейцами. Их лица были суровы.
— Лекарь Демьян, — строго произнес Борислав, — управляющий приказал доставить тебя к нему немедленно.
Демьян вздрогнул, роняя ступку. Травы рассыпались по полу.
— Доставить? Зачем? Что случилось?
— Не мне об этом судить, — отрезал Борислав. — Одевайся и идем.
— Но у меня дела, больные…
— Дела подождут. Приказ есть приказ.
Демьян с дрожащими руками начал собирать рассыпанные травы:
— Дайте хотя бы убрать…
— Оставь как есть, — нетерпеливо сказал один из воинов. — Нечего время тратить.
Лекарь поднялся, натягивая свой плащ. Руки у него тряслись — такой официальный вызов, да еще и от Степана Игнатьевича не предвещал ничего хорошего.
Они вышли из палат и направились по коридорам крепости к канцелярии управляющего. Демьян шел в окружении троих стражников, чувствуя себя арестантом. Встречные слуги и дружинники оборачивались, глядя на эту процессию с любопытством и опаской.
— Борислав, — попытался заговорить лекарь, — ты не знаешь, в чем дело? Может, с князем что-то случилось?
— Не болтай, — коротко ответил тот.
По пути они прошли мимо кухонь, где Демьян увидел Алексея, обсуждавшего что-то с поварами. Молодой знахарь поднял голову и спокойно посмотрел на процессию. В его взгляде не было ни удивления, ни любопытства — словно он уже знал, что происходит.
Это заставило Демьяна еще больше занервничать.
Чуть дальше они встретили Ярослава, который шел по коридору в сопровождении нескольких младших бояр. Молодой князь тоже взглянул на лекаря, и в его глазах мелькнуло что-то холодное и оценивающее.
Стражники почтительно расступились, пропуская Ярослава, а он прошел мимо, даже не кивнув. Для Демьяна это было оскорбительно — раньше княжич всегда здоровался с ним.
— Что происходит? — пробормотал лекарь, но никто ему не ответил.
Когда они подошли к канцелярии управляющего, Борислав постучал в дверь.
— Войдите, — раздался голос Степана Игнатьевича.
Борислав открыл дверь и слегка подтолкнул Демьяна вперед:
— Лекарь Демьян, как приказывали.
— Спасибо. Можешь идти, но будь поблизости.
— Слушаюсь.
Борислав вышел, закрыв за собой дверь, и Демьян остался один на один с управляющим.
Степан Игнатьевич сидел за своим массивным столом, и его лицо было непроницаемо. На столе лежал единственный предмет — серебряный кубок, который странно поблескивал в свете свечей.
— Садись, Демьян, — негромко сказал управляющий, указывая на стул перед столом.
Лекарь неуверенно опустился на стул, не сводя глаз с серебряного кубка. Что-то в нем было не так — внутренняя поверхность казалась подернутой темными разводами.
— Тяжелые времена, — задумчиво начал Степан Игнатьевич. — Князь слабеет день ото дня, твои отвары не помогают. Должно быть, очень болезненно для лекаря видеть, как его пациент угасает.