Все взгляды обратились к Глебу Морозову. Старый воин стоял среди своих людей, и его лицо было белым, как снег под ногами. Он смотрел на искалеченного сына, и в его глазах стоял ужас.
— Сын… — прошептал он, делая шаг вперед.
— Стоять! — рявкнул Ярослав, и его голос вернул всех в реальность. — Ни шагу, Морозов.
Глеб замер. Он был в ловушке. Его сын лежал раненый у ног своего врага, и этот же враг был единственным, кто мог ему помочь.
— Отец, — прохрипел Игорь с земли, — не сдавайся… Лучше смерть…
— Тише, — глухо ответил Глеб. — Все кончено.
Ярослав подошел ко мне и встал рядом, плечом к плечу.
— Один удар, — с нескрываемым восхищением сказал он мне. — Ты уложил его одним ударом.
— Он сам напросился, — ответил я, вытирая чекан. — Слишком много ярости, слишком мало ума.
— А теперь что? — спросил Ярослав, но его вопрос был адресован уже Глебу.
Старый князь стоял неподвижно, и я видел, как в нем борются гнев, боль за сына и унизительное осознание полного разгрома.
— Глеб Морозов! — громко сказал Ярослав. — Твой сын проиграл. Теперь твоя очередь. Будешь драться со мной или признаешь поражение?
Морозов медленно поднял голову, но смотрел он не на Ярослава, а на меня. В его взгляде больше не было ненависти — только растерянность и суеверный страх.
— Ты… — прохрипел он. — Ты не человек. Ни один знахарь так не дерется. Кто ты?
— Я тот, кто закончил эту войну, — просто ответил я.
— Он наше главное оружие, Морозов, — с холодной усмешкой добавил Ярослав. — И ты, кажется, только что это понял.
Поле боя погрузилось в мертвую, звенящую тишину, нарушаемую лишь стонами раненого Игоря. Побежденные смотрели на меня с суеверным ужасом.
— Колдовство… — пронесся испуганный шепот по рядам пленных Морозовых. — Это дьявольские чары…
Они инстинктивно пятились, даже связанные, когда я делал шаг. Они искали объяснение, которое не уязвляло бы их воинскую гордость. Проиграть колдуну не так позорно, как проиграть повару.
— Думайте что хотите, — сказал я холодно, и мой голос разнесся над полем. — Но решение все равно принимает ваш князь.
Все взгляды обратились к Глебу Морозову. Старый волк стоял, глядя на своего искалеченного сына, и его плечи, казалось, согнулись под тяжестью всего мира. А потом он рассмеялся. Тихим, страшным, сломленным смехом.
— Честь… — прохрипел он. — Какая честь может быть в бою с демоном, которого вы призвали на свою сторону?
Он медленно повернулся к Ярославу.
— Ты победил, Сокол. Не своей силой, а его колдовством. Забирай свою победу. Я не буду кормить вашего демона еще и своей кровью.
Он медленно вытащил из ножен свой меч — красивый фамильный клинок, оружие его предков. На мгновение показалось, что он бросится в самоубийственную атаку, но вместо этого он с силой вонзил его в грязную, промерзшую землю перед собой.
Этот жест был красноречивее любых слов. Воин, вонзивший свой меч в землю, признавал полное и безоговорочное поражение.
— Род Морозовых проиграл, — добавил Глеб тихим, но слышным всем голосом.
По рядам наших воинов прошел торжествующий, громовой рев. Война была окончена.
Ярослав подошел к вонзенному в землю мечу и наступил на его эфес сапогом, прижимая его еще глубже.
— Мудрое решение, Морозов, — сказал он, глядя на врага сверху вниз.
— Единственно возможное, — мрачно ответил Глеб. — Мы не можем сражаться с силами, которые не понимаем.
Он опустился на колени рядом со своим мечом. За ним, один за другим, на колени стали опускаться его воины. Через несколько минут вся армия Морозовых стояла на коленях перед победителями.
— Поднимайтесь, — сказал Ярослав. — Война окончена. Теперь мы обсудим условия вашего будущего.
Глеб поднял голову, в его глазах не было ничего, кроме пустоты.
— Каковы условия твоей воли, победитель?
— Условий нет. Есть моя воля, — жестко ответил княжич. — Ты заплатишь за весь ущерб, который причинил нашему роду. Серебром и землями. Ты выдашь заложников. И твой род станет вассалом рода Соколов.
— А взамен?
— А взамен я сохраню жизнь тебе и твоим людям, — закончил Ярослав.
Старый князь медленно кивнул.
— Я согласен.
Затем он повернул голову и посмотрел на меня. Его взгляд был полон ненависти, страха и… мольбы.
— А он… мой сын… он будет жить?
Я шагнул вперед, вставая рядом с Ярославом, и посмотрел на поверженного врага.
— Он будет жить и будет ходить. Я позабочусь, — ответил я. — Но он никогда больше не поднимет меч против рода Соколов. Пусть его хромота будет вечным напоминанием о цене, которую вы все заплатили за свою гордыню. Я заберу его в лекарские палаты.