— За будущее рода! — выкрикнул Всеволод. — Ты стал слишком мягким, слишком старым! Ты бы погубил нас всех своей осторожностью!
— Будущее рода решаю я, — отрезал Святозар. — А ты решил, что можешь решать, кому жить, а кому умирать. Именем княжеской власти и по праву старшинства в роду, я приговариваю тебя, Всеволод Соколов, к смерти.
По залу пронесся потрясенный вздох. Одно дело — судить, другое — услышать смертный приговор, который брат выносит брату.
— А с этим что, князь? — пробасил воевода Ратибор, кивнув на все еще стоявшего на коленях Демьяна.
Князь перевел взгляд на лекаря, и его лицо не выражало ничего, кроме презрения.
— Демьян. Ты предал мою веру. Ты позволил гордыне и зависти ослепить тебя. Ты — соучастник.
Демьян затрясся, ожидая своей участи.
— Но, — продолжил Святозар, — твое раскаяние, пусть и запоздалое, спасло мой род от долгой смуты. Ты помог нам вырвать корень измены до того, как он отравил все дерево. За это я дарую тебе жизнь.
Лекарь неверяще поднял голову.
— Я приговариваю тебя к изгнанию, — закончил князь. — Можешь забрать свою семью и то, что сможешь унести, но чтобы к закату твоего духа не было в наших землях. Никогда.
— Спасибо… спасибо за милость, мой князь… — зарыдал Демьян, припадая к полу. Он ожидал смерти, а получил жизнь.
— Уведите их, — приказал Святозар стражникам. — Чтобы к закату ни того, ни другого в моей крепости не было.
Когда двери за осужденными закрылись, Святозар тяжело опустился в кресло. В зале стоял гул голосов — бояре и капитаны возбужденно перешептывались, обсуждая увиденное.
— Справедливость восторжествовала, — тихо сказал Степан Игнатьевич, подходя к князю.
— Да, — глухо ответил Святозар, потирая виски. — Справедливость… Но какой ценой.
— Род очистился от скверны, мой князь, — сказал Ратибор. — Теперь мы можем смотреть в будущее.
— Да, — согласился Святозар, и его голос снова обрел силу. — В будущее. Степан, распорядись насчет пира. Сегодня мы будем праздновать победу и верность.
За час до начала пира главная кухня крепости напоминала растревоженный улей, но в этом хаосе была своя, идеальная гармония. Это была гармония дорогого парижского ресторана в разгар вечерней подачи, и дирижером этого оркестра был я.
— Матвей, колбасу резать тоньше! Почти прозрачно, чтобы свет проходил! — крикнул я, проходя мимо стола с закусками.
Мой ученик, уже не испуганный мальчишка, а уверенный в себе повар, кивнул и сменил нож на более острый. На огромных деревянных досках он и его помощники выкладывали целую мозаику: веера из рубиновой, испещренной белыми крапинками жира сыровяленой колбасы — плода наших трудов. Горки соленых орехов, чаши с густым, янтарным медом и маринованные грибы.
— Федот, кабаны готовы? Корочка хрустит?
— Хрустит так, что в соседней деревне слышно, мастер! — пробасил повар от гигантского вертела, где медленно вращались два огромных, покрытых золотистой, пузырящейся корочкой кабана. Аромат жареного мяса, чеснока и трав был таким густым, что его можно было резать ножом.
Но это были простые блюда. Настоящее волшебство творилось на моем личном столе. Я готовил блюдо от шефа. То, чего этот мир еще никогда не видел.
Сначала соус для кабана, ведь я не собирался подавать их просто так. В медном сотейнике я растопил ложку меда до состояния пахнущей карамелью массы. Затем влил немного винного уксуса — шипение, пар и резкий, щекочущий ноздри аромат. Когда кислота выпарилась, добавил в несколько горстей давленых лесных ягод — клюквы и брусники, — и уваривал все это на медленном огне, пока соус не превратился в густой, темно-рубиновый, кисло-сладкий эликсир. Этот соус должен был взорвать вкусовые рецепторы людей, привыкших к простому жареному мясу.
Но главным шедевром был «Охотничий Пирог». Я дал ему простое и понятное для этого мира название, но на самом деле за ним скрывалось одно из сложнейших блюд классической французской кухни — pâté en croûte (запеченный паштет). Если бы я попытался объяснить моим поварам, что это такое, они бы сошли с ума. Это была целая архитектурная композиция: сложный террин, где несколько видов фарша и цельные куски дичи выкладываются слоями, а затем все это запекается в плотной, хрустящей темнице из песочного теста.
Я долго готовил для него начинку: нижний слой из грубого фарша из кабанятины с травами, затем слой нежнейшего паштета из печени рябчика, в который были утоплены цельные кусочки оленины, вымоченной в вине. И так слой за слоем, создавая на срезе невероятную мозаику из разных цветов и текстур.