Теперь, с этим новым, невероятным даром, я смотрел на все это другими глазами.
«Анализ», — подумал я, дотронувшись до края бочки.
[Объект: Вода (дождевая).
Качество: Загрязненное (органические примеси, бактерии).
Скрытые свойства: При длительном кипячении становится условно-безопасной для питья.]
Мой взгляд упал на сорняк у стены. Я сорвал листок. «Анализ».
[Объект: Подорожник (молодой).
Качество: Низкое.
Скрытые свойства: Обладает слабыми антисептическими и кровоостанавливающими свойствами. Молодые листья съедобны после термообработки, имеют горьковатый вкус.]
Старый мешок. «Анализ».
[Объект: Мешковина (джут).
Качество: Ветхое.
Скрытые свойства: Отличный материал для растопки при полном высушивании.]
Я сидел на холодной, влажной земле за кухней, и мир вокруг меня перестал существовать. Грязь, удушающая вонь гниения, пронизывающий до костей холод — все это отошло на второй план, стало размытым фоном для титанической битвы, развернувшейся в моей голове.
Все мое внимание было приковано к двум вещам: куску заплесневелой корки в моей дрожащей руке и голубым строчкам текста, которые все еще висели, словно выжженные на сетчатке.
«При правильной термической обработке… токсины разрушаются… придает продукту острый, пикантный вкус».
Эта фраза одновременно и давала немыслимую надежду, и вызывала дикий, профессиональный скепсис.
Часть меня, та, что была голодным, доведенным до отчаяния мальчишкой Алексеем, хотела немедленно действовать. Она кричала: «Делай! Так мы не умрем от голода!».
Другая, гораздо более искушенная часть, та, что была шеф-поваром Алексом Волковым, прошедшим десятки курсов по пищевой безопасности, химии и микробиологии, буквально вопила в ужасе: «Что за дурь⁈ В таком ослабленном состоянии организм не выдержит яд, который остался в хлебе!».
Я прекрасно знал, что такое микотоксины, афлатоксины, охратоксины… я мог назвать с десяток этих невидимых убийц.
Это стабильные химические соединения, яд, который плесень выделяет в продукт, прорастая в него своими невидимыми нитями. Этот яд, в большинстве своем, плевать хотел на температуру. Его нельзя «сварить» или «зажарить». Он термостабилен. Поджарив этот хлеб до состояния угля, я убью саму плесень, но лишь сконцентрирую яд, который она успела выработать. Последствия употребления такого продукта — отказ печени и мучительная смерть. Это прописная истина, альфа и омега безопасности на любой кухне мира, откуда я пришел.
Так что же это? Изощренная галлюцинация? Жестокая шутка умирающего от голода сознания, которое решило подарить мне ложную надежду перед концом? Или… это была проверка? Проверка на доверие.
Могла ли Система знать о химии этого мира больше меня? Может этот мир подчиняется иным законам? Может дело не только в нагреве, а в чем-то еще? В самом Даре?
«…Активировать Дарование Кулинара?»
Дарование. Не «справочник», не «энциклопедия».
Дар.
Слово имело значение. Дар — это то, что тебе вручают. То, что выходит за рамки обыденного. Это единственное, за что я могу уцепиться.
В конце концов, у меня нет выбора. Умереть от голода сегодня ночью или рискнуть и возможно умереть от отравления через час, но при этом проверить единственное чудо, случившееся со мной в новой, кошмарной жизни.
Ответ очевиден. Зачем продлевать агонию, если можно уцепиться за шанс. Я ставлю все на это «Дарование». Моя прошлая жизнь и ее правила мертвы. Пора принять правила новой игры.
План оставался прежним: приготовить кусок хлеба по рецепту системы.
Двигаясь с предельной осторожностью, я прокрался к месту, где днем сидели стражники. Их жаровня, грубо сложенная из камней, давно остыла, но в глубине толстого слоя пепла могли остаться тлеющие угольки. Так и оказалось.
Покопавшись палочкой, я нашел несколько драгоценных, тускло-красных огоньков. Завернув их в большой капустный лист, чтобы не обжечься и не выдать себя светом, поспешил обратно.
В качестве растопки набрал сухой мох со стены и нащипал волокон со старого мешка, который Система определила как «отличный материал для растопки». Для импровизированного гриля нашел два камня размером с кулак и один плоский, чуть побольше. Он подойдет в качестве сковороды.
Весь процесс занял не больше десяти минут, но они показались мне вечностью. Каждый шорох заставлял сердце замирать.
Наконец, я снова сидел в своем укрытии за кухней. Передо мной на двух камнях поменьше лежал мой плоский «гриль», а под ним, укрытый от ветра, уже теплился маленький, робкий огонек, жадно пожирающий мешковину.