Он молчал. Эта тишина была страшнее любого крика. Затем снова отрезал кусок, пожарил и съел. Затем еще один.
Наконец, он тяжело выдохнул и бросил нож на стол. Он не посмотрел на меня. Он смотрел на спасенный кусок мяса с выражением, в котором смешались шок, злость на то, что я оказался прав, и нехотя пробивающееся восхищение.
Прохор не мог этого скрыть. Чудо произошло. Жесткое, как камень, мясо не просто стало съедобным. Оно стало нежным. Кислота ягод не только разрушила жесткие волокна, но и придала пресному мясу сложный, пикантный, благородный вкус. Рагу было спасено. Ужин для управляющего спасен. Моя жизнь, кажется, тоже.
Прохор резко развернулся и уставился на меня. Я ожидал чего угодно — удара, ругани, нового унижения, но он просто смотрел. Долго. Тяжело. В его взгляде уже не было того простого, животного презрения к рабу. Там было недоумение. Осторожность и, возможно, даже капля страха перед непонятным.
— Чего встал, Веверь? — наконец, отрывисто бросил Прохор, отводя глаза. — Работай!
Он развернулся и, схватив миску с мясом, понес ее к котлу, отдавая приказы другим поварам. Он не сказал ни слова благодарности, нне признал моей правоты, но в его голосе больше не было желания меня уничтожить. Я перестал быть для него просто грязью под ногами, а стал непонятным, странным, но потенциально полезным инструментом.
В иерархии этой адской кухни я только что поднялся на одну, крошечную, но невероятно важную ступеньку. Я это чувствовал. И, судя по тому, какими глазами теперь на меня смотрели остальные поварята, они это тоже поняли.
Моя маленькая победа над Прохором изменила не все, но многое. Он не стал добрее и не перестал на меня огрызаться, но в его поведении появилась новая, незнакомая доселе нотка — осторожность. Он больше не искал повода для избиения, а наблюдал за мной издалека, с тем же недоверчивым любопытством, с каким дикий зверь смотрит на непонятное ему явление.
Эта негласная передышка развязала мне руки. Теперь я мог действовать более открыто, не боясь получить удар по голове за каждый нестандартный шаг и моим главным проектом, моей первой настоящей миссией, стал Матвей.
Я больше не нуждался в полной конспирации, чтобы передать ему лекарство. Пользуясь своим новым, негласным статусом «странного, но полезного» поваренка, мог делать это почти в открытую.
Я заваривал корень Алтея в своей треснувшей кружке прямо у очага. Если Прохор и видел это, он лишь хмурился и отворачивался, предпочитая не связываться с моим «деревенским колдовством», которое, как он уже убедился, могло быть на удивление эффективным.
Процесс приготовления нового лекарства был настоящей алхимией. Я не просто кипятил корень, а нарезал его тончайшими, почти прозрачными лепестками, чтобы максимизировать площадь соприкосновения с водой. Не доводил воду до бурного кипения, а поддерживал температуру на грани, постоянно используя [Анализ], чтобы следить за процессом экстракции. Я видел, как [растительная слизь] и [противовоспалительные соединения] переходят в отвар, и снимал его с огня в тот самый момент, когда их концентрация достигала пика.
[Создан новый рецепт: [Отвар «Чистые Легкие» (улучшенный)]]
[Качество: Отличное]
[Эффекты при употреблении: [Мощное противовоспалительное действие (слизистые)], [Стимуляция регенерации легочной ткани (слабая)], [Отхаркивающий эффект (сильный)]]
Это было уже не слабое поддерживающее средство, а настоящее, целенаправленное лекарство.
Каждый вечер, после ужина, я подходил к Матвею и молча протягивал ему кружку с густым, похожим на сироп, теплым отваром и чудо происходило на моих глазах, разворачиваясь день за днем.
После первой же дозы его мучительный кашель, раздиравший грудь, стал влажным и продуктивным. Он откашливал ту заразу, что сидела в его легких, и ему становилось заметно легче дышать. На второй день он впервые за много недель проспал всю ночь, не просыпаясь от удушья.
На третий день пропала лихорадочная бледность, а на его впалых щеках проступил едва заметный, но живой румянец. Он перестал шататься от усталости, его движения стали более уверенными. Я видел, как он, неся ведро с водой, больше не останавливался на полпути, чтобы перевести дух.
На пятый день я заметил, что он съедает свою порцию баланды полностью и даже смотрит на чужие миски с голодным блеском в глазах. Его организм, переставший бороться с болезнью, требовал топлива для восстановления. Я начал тайно добавлять в его порцию порошок из растертых жареных жуков, который прятал в складках одежды, — ему нужен был белок.