Степан Игнатьевич откинулся на спинку кресла. На его тонких губах промелькнула тень улыбки. Кажется, он оценил мой ход и получил ответ, который хотел.
Не правду. Он получил подтверждение, что я — не случайность, а контролируемый, пусть и непонятный, ресурс и что этим ресурсом можно управлять.
— Ты очень необычный мальчик, — сказал он медленно и даже с некоторым восхищением. — Очень. Ты прав. Результат — это единственное, что имеет значение.
Короткая, почти незаметная улыбка управляющего погасла так же быстро, как и появилась. Он снова стал серьезен, но атмосфера в комнате изменилась. Допрос окончился. Начинался деловой разговор.
— Хорошо, знаток трав, — его голос стал еще тише, словно он боялся, что стены могут подслушать. — Оставим стражников. Их бодрость — приятный, но второстепенный бонус. Поговорим о вещах более важных. Ты знаешь, что княжич Ярослав болен?
Вопрос снова повис надо мной как лезвие гильотины. Это был переход через Рубикон. До этого момента я мог притворяться, что мои действия — лишь инициатива рачительного раба. Теперь речь шла о наследнике рода Соколов, и любая ошибка, любое неверное слово могло стоить мне не просто здоровья, а жизни.
Я опустил голову, изображая страх и сомнение, которые, впрочем, мне не нужно было даже изображать — они сжимали мое сердце. Теперь нужно контролировать каждое слово.
— Господин управляющий, я всего лишь поваренок, — проговорил, тщательно подбирая слова. — Я не смею говорить о делах благородных господ…
— Говори, — отрезал он. В его голосе не было угрозы, но была непреклонность. — Я позволяю тебе говорить и хочу услышать твое мнение.
Я сделал паузу, словно собираясь с духом. Это был мой главный ход. Нужно исполнить его безупречно.
— Я невольно слышал разговоры на кухне, господин, — начал, вспоминая встревоженный шепот служанки Алены. — Говорят, лекарь Демьян дает княжичу отвары для бодрости, но он лишь слабеет с каждым днем. Говорят, он жалуется на тяжесть от еды и почти ничего не ест. Позвольте высказать дерзкую мысль…
Я поднял на него взгляд и Степан Игнатьевич кивнул, дозволяя.
— Мне кажется, его проблема не в болезни, которая точит его изнутри. Его сила не уходит, она… словно горит впустую. Его тело как печь, в которую бросают слишком много сырых дров, но поддувало закрыто. Она дымит, чадит, пожирает топливо, но не дает ровного, сильного жара.
Лекари, видя, что огонь слабеет, подливают в него масло в виде своих бодрящих отваров. От этого пламя вспыхивает на миг, сжигает последние дрова, а потом гаснет все сильнее. Тяжесть от еды — это не тяжесть. Это как сажа, которая забила дымоход. Печь не может принять новое топливо, пока не избавится от старого.
Я замолчал, давая ему время переварить услышанное. Пришлось говорить на языке простых, понятных ему образов и, судя по тому, как напряженно он слушал, я попал в цель. Моя аналогия, основанная на точном диагнозе, была единственной, что логично объясняло все симптомы: и слабость, и неэффективность лечения, и проблемы с пищеварением.
Степан Игнатьевич долго молчал, его серые глаза, казалось, смотрели сквозь меня, прокручивая в голове эту новую, немыслимую концепцию. Он встал и прошелся по кабинету, остановившись у карты.
— Значит, ты утверждаешь, что наши лекари, включая Демьяна, который служил еще отцу князя, — идиоты? — спросил он тихо, не оборачиваясь.
— Нет, господин управляющий! — поспешно ответил я. — Они лечат то, что видят — слабость. Они пытаются разжечь угасающий огонь. Я же… я думаю, что сначала нужно не разжигать, а прочистить печь и правильно настроить тягу.
Он снова повернулся ко мне. Его лицо было непроницаемо.
— И как же ты предлагаешь «прочистить печь», повар?
Настал момент для предложения. Я не предлагал лекарство, не предлагал магический ритуал. необходимо оставаться в рамках своей легенды.
— Я мог бы приготовить для княжича особый восстанавливающий бульон. — сказал медленно, словно раздумывая. — Не густой и жирный, нет. Легкий, из молодых кореньев и трав, которые не нагружают желудок, а успокаивают его. Которые не дают мнимую силу, а помогают телу самому найти… равновесие. Сначала нужно успокоить внутренний жар и наладить работу организма. Лишь потом, когда печь будет готова, можно будет понемногу подбрасывать дрова.
Я предложил ему не чудо, как какой-то колдун, а технологию восстановления. Понятный, поэтапный план, который звучал логично и безопасно.