Горячая, бессильная ярость раба, мечтающего вонзить нож в спину мучителя, уступила место холодному, острому, как осколок льда, презрению. Это больше не была эмоция, застилающая разум, — это стало осознанной, долгосрочной целью. Я смотрел на него и давал безмолвную клятву.
Я не просто поднимусь сам. Однажды я вернусь сюда. Сломаю его маленький мир, его власть, его безнаказанность. Сделаю так, что он заплатит за каждый удар, за каждую слезу, за каждую миску помоев, которую заставлял нас есть.
И я вытащу этих мальчишек, моих поварят, из-под его гнета. Это теперь пункт моего плана, а не мечта жертвы.
Прохор отступил на шаг, инстинктивно вжимаясь в дверной косяк, не в силах выдержать мой спокойный, оценивающий взгляд, в котором он, возможно, на животном уровне почувствовал будущий приговор.
Я отвернулся и пошел дальше, за широкой спиной Борислава, в свою новую реальность. В новую, позолоченную клетку, полную невероятных опасностей и безграничных возможностей.
Игра началась по-настоящему.
Глава 14
Я шел за широкой спиной Борислава, и мир вокруг меня менялся с каждым шагом. Мы покинули грязный, шумный гарнизонный двор и вошли в ту часть крепости, которую я раньше видел лишь издалека.
Здесь было тихо и чисто. Вместо утоптанной, перемешанной с навозом земли под ногами были ровные каменные дорожки. Грубые бревенчатые срубы сменились добротными строениями из тесаного камня и темного дерева, с настоящими, застекленными окнами, в которых отражалось серое небо. В воздухе не было смрада. Здесь пахло дымом из печных труб и чистотой.
Люди, что встречались нам на пути, были другими. Не забитые поварята или хмурые стражники, а хорошо одетые слуги, писари, спешащие с бумагами, даже несколько женщин в нарядных платьях. Все они при виде Борислава почтительно склоняли головы. Он был тенью управляющего, и его статус был непререкаем. На меня же они смотрели с нескрываемым, озадаченным любопытством. Я был аномалией в их упорядоченном мире — грязный, оборванный мальчишка, которого под личной охраной вел один из влиятельных людей крепости.
Мы подошли к неприметной двери в задней части одного из господских строений. Борислав достал из-за пояса большой железный ключ, отпер замок и жестом приказал мне войти.
Я шагнул за порог и замер. Это была не кухня. Это была маленькая, узкая комната, похожая на келью, но после казармы она казалась мне дворцовыми покоями.
Первое, что осознал — это тишина и уединение. Здесь не было храпа, кашля и бормотания десятков других людей. Второе — запах. Комната пахла деревом и чистой тканью.
У стены стояла кровать. Не нары, засыпанные колючей, кишащей насекомыми соломой, а настоящая, узкая, но крепкая деревянная кровать. На ней лежал матрас, туго набитый, как я потом понял, овечьей шерстью, и лежало сложенное грубое, но чистое шерстяное одеяло. Я подошел и робко коснулся его пальцами. Ткань не была сальной. Просто чистая ткань. Такое богатство для меня.
В углу стоял небольшой стол и стул, а на столе — глиняный таз для умывания и большой кувшин. Я подошел, заглянул в него и не поверил своим глазам. Он был полон чистой, прозрачной воды. Не мутной дождевой из бочки.
— Это твоя комната. Та дверь, — он кивнул в сторону еще одной двери в комнате, — ведет на малую кухню. Другая, через которую мы вошли, ведет в коридор. Она будет заперта снаружи. Я буду здесь, за дверью.
Он сделал шаг внутрь, и его голос стал жестким, чеканя каждое слово.
— Нужна еда, вода, вынести отходы — говоришь мне и я все организую. Запомни, повар. Попытаешься уйти или заговорить с кем-то еще — я сломаю тебе ноги. Я не зол на тебя, просто выполню приказ.
Он не угрожал, а констатировал факт, еще раз озвучивая правила моей новой жизни. У меня теперь есть комфорт и ресурсы, о которых я не мог и мечтать, но я был узником, возможно, еще более строго охраняемым, чем преступники в подземелье.
— Если сломаешь мне ноги, я работать не смогу, — улыбнулся я, глядя на своего охранника. — Так что лучше бы ломать что-нибудь другое.
— Хорошо, шутник. Работай, — сказал он и, не говоря больше ни слова, вышел, притворив за собой дверь. Снаружи щелкнул засов.
Я остался один. В тишине. В чистоте. В своей личной тюрьме. Подошел к кувшину, плеснул в таз холодной воды и опустил в нее руки. Глядя, как с них сходит многодневная грязь.
Что ж, шеф Волков. Поздравляю. У вас отдельный номер и личный ассистент. Сервис, достойный трех звезд Мишлен.
Вымыв руки и лицо в ледяной, чистой воде, я на мгновение замер перед второй дверью. За ней была моя новая реальность, мой шанс изменить свою жизнь, ну или загреметь на плаху. Сделав глубокий вдох, толкнул её и обомлел.