— Чего встал, Веверь? — наконец, отрывисто бросил Прохор, отводя глаза. — Работай!
Он развернулся и, схватив миску с мясом, понес ее к котлу, отдавая приказы другим поварам. Он не сказал ни слова благодарности, нне признал моей правоты, но в его голосе больше не было желания меня уничтожить. Я перестал быть для него просто грязью под ногами, а стал непонятным, странным, но потенциально полезным инструментом.
В иерархии этой адской кухни я только что поднялся на одну, крошечную, но невероятно важную ступеньку. Я это чувствовал. И, судя по тому, какими глазами теперь на меня смотрели остальные поварята, они это тоже поняли.
Моя маленькая победа над Прохором изменила не все, но многое. Он не стал добрее и не перестал на меня огрызаться, но в его поведении появилась новая, незнакомая доселе нотка — осторожность. Он больше не искал повода для избиения, а наблюдал за мной издалека, с тем же недоверчивым любопытством, с каким дикий зверь смотрит на непонятное ему явление.
Эта негласная передышка развязала мне руки. Теперь я мог действовать более открыто, не боясь получить удар по голове за каждый нестандартный шаг и моим главным проектом, моей первой настоящей миссией, стал Матвей.
Я больше не нуждался в полной конспирации, чтобы передать ему лекарство. Пользуясь своим новым, негласным статусом «странного, но полезного» поваренка, мог делать это почти в открытую.
Я заваривал корень Алтея в своей треснувшей кружке прямо у очага. Если Прохор и видел это, он лишь хмурился и отворачивался, предпочитая не связываться с моим «деревенским колдовством», которое, как он уже убедился, могло быть на удивление эффективным.
Процесс приготовления нового лекарства был настоящей алхимией. Я не просто кипятил корень, а нарезал его тончайшими, почти прозрачными лепестками, чтобы максимизировать площадь соприкосновения с водой. Не доводил воду до бурного кипения, а поддерживал температуру на грани, постоянно используя [Анализ], чтобы следить за процессом экстракции. Я видел, как [растительная слизь] и [противовоспалительные соединения] переходят в отвар, и снимал его с огня в тот самый момент, когда их концентрация достигала пика.
[Создан новый рецепт: [Отвар «Чистые Легкие» (улучшенный)]]
[Качество: Отличное]
[Эффекты при употреблении: [Мощное противовоспалительное действие (слизистые)], [Стимуляция регенерации легочной ткани (слабая)], [Отхаркивающий эффект (сильный)]]
Это было уже не слабое поддерживающее средство, а настоящее, целенаправленное лекарство.
Каждый вечер, после ужина, я подходил к Матвею и молча протягивал ему кружку с густым, похожим на сироп, теплым отваром и чудо происходило на моих глазах, разворачиваясь день за днем.
После первой же дозы его мучительный кашель, раздиравший грудь, стал влажным и продуктивным. Он откашливал ту заразу, что сидела в его легких, и ему становилось заметно легче дышать. На второй день он впервые за много недель проспал всю ночь, не просыпаясь от удушья.
На третий день пропала лихорадочная бледность, а на его впалых щеках проступил едва заметный, но живой румянец. Он перестал шататься от усталости, его движения стали более уверенными. Я видел, как он, неся ведро с водой, больше не останавливался на полпути, чтобы перевести дух.
На пятый день я заметил, что он съедает свою порцию баланды полностью и даже смотрит на чужие миски с голодным блеском в глазах. Его организм, переставший бороться с болезнью, требовал топлива для восстановления. Я начал тайно добавлять в его порцию порошок из растертых жареных жуков, который прятал в складках одежды, — ему нужен был белок.
На седьмой день произошло то, что поразило меня больше всего. Один из старших поваров, Федот, поскользнулся и расплескал немного горячего жира, за что тут же получил порцию ругани от Прохора. Ситуация была обычной, но я увидел, как Матвей, стоявший рядом с другим мальчиком, тихо прыснул со смеху, прикрыв рот рукой. Он смеялся. Впервые за все время я увидел на его лице не страх и не страдание, а живую, мальчишескую эмоцию. В этот момент я понял, что моя миссия почти выполнена. Я смог вырвать его из лап смерти.
Тем же вечером он сам нашел меня у моего тайника за поленницей. Он больше не выглядел как испуганный зверек. Он стоял прямо, а в его глазах, смотревших на меня, не было прежнего страха. Там было нечто большее.
— Алексей… — сказал он тихо, и мое настоящее имя прозвучало из его уст как знак высшего уважения. — Я… я думал, что умру. Все так думали. А ты… ты спас меня.
Он сделал шаг вперед и, прежде чем я успел что-то сделать, опустился на одно колено, пытаясь поймать мою руку. Я отшатнулся.
— Встань! — приказал я шепотом. — Не смей этого делать! Нас увидят.
Он послушно поднялся, но смотрел на меня с благоговейной преданностью.
— Я твой должник навек, Алексей, — сказал он, и его голос был абсолютно серьезен. — Моя жизнь теперь твоя. Если что-то нужно… узнать, кто что сказал… передать кому-то слово… подсмотреть… Я буду твоими ушами и глазами на этой кухне. И на всем дворе. Клянусь.
Я смотрел на него и видел перед собой не просто исцеленного ребенка, а видел своего первого, безоговорочно верного союзника. Инструмент, который был куда ценнее любых корней и трав. Информатор, соратник, тот, кому я, возможно, смогу доверять в этом враждебном мире.
— Хорошо, Матвей, — кивнул я, принимая его клятву. — Я понял, а теперь иди и помни — никому ни слова. Обо мне и об этом месте. Ни о чем.
Он кивнул еще раз и бесшумно растворился в темноте. Я остался один, но чувство одиночества стало другим. Оно больше не было тотальным. Я сделал первый шаг. Не просто выжил, а начал строить свою собственную, крошечную, тайную империю и у меня только что появился мой первый подданный. Осталось улучшить условия остальных поварят. Только нужно придумать как…
Жизнь на кухне неуловимо, но кардинально изменилась. Я выкроил себе небольшое, но прочное пространство безопасности, сплетенное из страха и смутного уважения окружающих. Прохор больше не искал повода для побоев. Он держался на расстоянии, наблюдая за мной слюбопытством.
Иногда, разделывая тушу или пробуя бульон, он мог рыкнуть в мою сторону: «А ну, Веверь, поди сюда! Нюхни! Свежее?». И я, спокойно подойдя и сделав вид, что принюхиваюсь (хотя мой [Анализ] уже давно дал мне полный отчет), давал короткий, точный ответ: «Свежее, но долго не пролежит. Жир начал горчить».
Он хмурился, сплевывал, но неизменно следовал моему совету, отправляя сомнительный кусок на стол для прислуги, а не для стражи. Прохор не доверял мне, но он начал доверять моим странным, безошибочным знаниям.
Другие поварята обходили меня стороной, как будто вокруг меня была невидимая черта. Их страх перед Прохором теперь смешивался со страхом передо мной. Особенно после чудесного преображения Матвея, который из кашляющего заморыша превратился в пусть и худого, но крепкого и деятельного мальчишку. Я стал для них местным колдуном, непонятной силой, которую лучше не злить.
Этот статус меня более чем устраивал. Он давал мне свободу для маневра, для моих ночных вылазок и тайных кулинарных ритуалов. Я почти начал привыкать к этому новому, странному равновесию.
Но в один из дней все изменилось.
В затишье между обедом и ужином на кухню вошла одна из служанок из господских покоев, молодая девушка по имени Алена. Она подошла к старшей кухарке, Аграфене, чтобы забрать свежезаваренный травяной отвар для лекарей. Девушка выглядела расстроенной, ее глаза были красными, а руки слегка дрожали. Я в это время перебирал овощи неподалеку и невольно стал свидетелем их тихого, тревожного разговора.
— Совсем плох наш соколик, — прошептала Алена, и ее голос дрожал от слез. — Лекарь Демьян уже и не знает, что делать. Отвары не помогают, сила из княжича уходит, как вода сквозь пальцы. Сегодня утром снова приступ был, так ослаб, что на ноги встать не мог.