«Увы, — вздохнул повар, — теперь я кочевник, изгнанный из родного города за слишком высокое профессиональное мастерство».
«Что же это за город такой?»
«Он стоит на краю пустыни и зовется теперь Мединет-аль-Даик — „город смеха“. Некогда в нем жил самый разный народ — за каждым углом ты бы встретился с представителем другой культуры, профессии, веры. Но царь по своей слабости не радовался бесконечному разнообразию, опасался широкого круга идей, которые нелегко ему было усвоить, разноголосого произношения, звучавшего в его ушах, непривычных картин, запахов, действовавших ему на нервы, и спросил у визиря совета, как привести неуправляемое население в надлежащее, по его мнению, соответствие. Визирь, очень мудрый и честный мужчина, растолковал царю, что город фактически славится своеобразием, и нельзя уравнять людей, не лишив его отличительного достоинства. Объяснение царю не понравилось, и он приказал казнить визиря».
«Случилось в то же время так, что среди призванных во дворец фигляров оказался выдающийся имитатор, способный изобразить любого, от йеменца до зинджа[66], от грамматика до попрошайки, от шиита до несторианца. Изучив человеческие характеристики, он передавал их с абсолютной точностью: властно взмахивал кнутом, как настоящий погонщик мулов, бранился, как настоящий моряк, чесался, будто в самом деле завшивел. Захваченный представлением царь спросил его, знает ли он других столь же талантливых исполнителей. Тот ответил, что происходит из семьи имитаторов, проживающей в дальнем царстве. Царь приказал ему вызвать свое семейство вместе с другими известными ему имитаторами, пообещав дать им щедрое вознаграждение и поселить со всеми удобствами в царстве. Когда те прибыли, царь немедленно опустошил дворцы, казнил дворецких, разогнал слуг и девушек из гаремов, разместив вместо них имитаторов, окружавших его днем и ночью, постоянно изумляя потешными выходками и безошибочным подражанием. Вскоре имитаторы со всего мира, прослышав, в какой роскоши купаются сотоварищи, стадами потянулись в город, пользуясь царской милостью, и начали изображать на рынках торговцев фруктами, мясников и красильщиков; при дворе — кади[67], преступников и придворных; на улицах — стражников, бандитов, любителей гашиша, в храмах — имамов, раввинов, священников. Царю это стоило дорого, однако имитаторы были столь убедительны, что вошедший в город чужестранец фактически не мог заподозрить подделку».
«Потом прибыли имитаторы, ржавшие, как мулы, мочившиеся, как собаки, ходившие в плужной упряжке подобно волам, и царь, без конца потешаясь, решил, что неплохо бы выгнать из города и непокорных животных. По прошествии недолгого времени он по утрам просыпался под имитацию петушиного крика, проезжал по городу верхом на имитаторе, изображавшем мула, пока его опочивальню охраняли шесть имитаторов, изображавшие злобных тигров. В городе быстро скопилось столько имитаторов, что их уже негде было размещать, и бездомные перебирались в соседние царства, притворно завидуя, завязав трехлетнюю притворную войну с собратьями-имитаторами, в ходе которой десять тысяч имитаторов притворно погибли на полях притворных сражений до притворной сдачи агрессоров, попавших в царские тюрьмы, как притворные военнопленные».
«А потом вышло так, что один имитатор изобразил казначея, пришедшего к имитатору, изображавшему визиря, и уведомил, что при содержании многочисленных имитаторов и расходах на дорогостоящую войну в опустевшей городской казне осталось не больше дирхема. Визирь, подумав, явился к царю с предложением вновь открыть городские ворота прежним жителям, которые, возможно, вернутся в бывшие дома, будут тратить деньги в тавернах, на рынке, подавать милостыню имитаторам, изображающим нищих. Царя предложение позабавило, почти все изгнанное население возвратилось, на первый взгляд, в тот же город, который покинуло, хотя стены рушились при малейшем касании, на рынке торговали засохшими фруктами, несъедобным мясом, рыбой, издали привезенной тонувшими при малейшей загрузке баржами».
«Я сам был в том городе, изумленно бродил по слабо освещенным улицам, вернувшись в свое убогое, битком набитое жилище, обнаружив там имитатора, который занял мое место, регулярно избивая женщину, изображавшую мою жену, испробовал сваренную им жидкую похлебку, поиграл со своими якобы детьми, провел ночь с девушкой, изображавшей дочку соседа. Прожил там до тех пор, пока имитатор, игравший роль царя после смерти того, не решил выказать обеспокоенность из-за вновь наводнивших город нежелательных элементов, пусть даже просто через него проходивших, после чего он приказал всех выставить, заменив имитаторами. Поэтому мне снова пришлось покинуть „город смеха“, где трещины и щели в дворцовых стенах затыкали соломой, каналы были забиты мусором, муэдзины соревновались друг с другом, призывая к молитве, и никто ничего не замечал, покатываясь со смеху».
66
67