— Если мы должны делиться умом и талантом, — продолжал Исхак, — зачем ты его разбрасываешь куда попало? Вспомни, чернила ученого — но не рассказчика, — священнее крови мученика. А любые стрелы, горящие и простые, очень скоро падают на землю.
— Может быть, сказки Шехерезады проживут дольше истории наших жизней.
— Тем более лучше от них отказаться.
— Не хочешь, чтоб Аладдина помнили после того, как забудут тебя?
— Не хочу, чтобы помнили Аладдина, забыв Мухаммеда, — прошептал Исхак, подходя к остальным, которые действительно остановились, хотя вовсе не из-за них, как вскоре выяснилось. — Да не допустит Аллах невозможного.
Нет на свете более благородной картины, чем мужчина верхом на коне с соколом на охотничьей рукавице.
Лицо на удивление гладкое для бедуина, волосы заплетены в косички, зоркие молодые глаза, свободные одежды, на голове повязка песочного цвета. Он прямо держался в седле, как бы желая выглядеть импозантнее, бессознательно поглаживал головку красновато-коричневой птицы, пока члены команды — четверо верхом на верблюдицах, двое следом за ними пешком, — приближались, глядя на него с той же опаской, как и он на них. Красавец конь с выгнутой грудью, нежными глазами нервно всхрапывал. Сокол в колпачке балансировал на кожаной рукавице, вертя по сторонам головой.
Остановив верблюдицу на почтительном расстоянии, Касым сдержанно приветствовал мужчину.
Бедуин, перестав поглаживать птицу, ответил приветствием, не спуская с них глаз.
— Вы с пути сбились, — молвил он ровным тоном, не допускавшим агрессии.
Касым прокашлялся:
— Что это значит?..
Бедуин мельком оглядел пустыню, словно ответ был слишком очевиден.
— А где мы должны быть? — сдержанно проворчал Маруф. — Если не здесь, то где?
Бедуин посмотрел на него и сказал после паузы:
— В Батн-аль-Иблисе — «дьявольском логове».
— Ты один тут? — уточнил Касым. Бедуин не ответил. Возникло неловкое молчание.
— Красивая птица, — испытующе проговорил Юсуф.
Бедуин взглянул на вора.
— Балобан?[68]
Бедуин не стал врать.
— Он самый.
— А как его зовут?
Бедуин преисполнился нескрываемой гордости:
— Аль-Наддави.
— Для чего у него на хвосте бубенцы?
— Чтобы пугать добычу.
— Чтоб она испугалась и села? — допытывался Юсуф.
Бедуин оценил ход его рассуждений.
— Вот именно.
— Честный охотник не расставляет ловушек, — заметил Юсуф.
Бедуин сверкнул глазами: вор пришелся ему по душе.
— Мы из Насибина, — бессмысленно соврал вмешавшийся Касым. — Просто мимо проходим.
— Ищете дорогу паломников?
— Нет, — быстро сказал Касым — Нам Дарб-Зубейда не нужна.
Бедуин вопросительно взглянул на них.
— Далеко ли пустыня Нефуд? — спросил Юсуф.
— Вы идете в Нефуд? — переспросил бедуин, впервые проявив любопытство.
— Да нет, — снова вставил Касым, — не совсем.
— Через день, — обратился бедуин к Юсуфу, — увидите вытянутые пальцы пустыни Нефуд.
— Если пойдем в ту сторону, — добавил Касым.
Бедуин промолчал, с опаской наблюдая за подходившими Исхаком и Зиллом.
— Ты здесь птицу натаскиваешь? — уточнил Юсуф. — Аль-Наддави?
Бедуин рассеянно погладил сокола:
— Он должен сам в себя поверить, прежде чем мы ему снова начнем доверять.
— Хороший охотник?
— В лучшие дни добывал по десятку.
— Даже сейчас находит добычу. — Юсуф красноречиво взглянул на две заячьи тушки, висевшие сбоку на седле бедуина рядом с бубном. — Почему же к нему потеряли доверие?
Бедуин с огорчением вспомнил случившееся:
— Один ублюдок его замарал.
— Пометом?
— Зелеными смолистыми выделениями, которые на него налипли. С тех пор он уж не тот, что прежде.
— Поэтому ты приезжаешь сюда даже летом?
— Приходится.
Юсуф кивнул в молчаливом восхищении.
— Откуда же ты направляешься? — спросил Касым напрягшегося и промолчавшего бедуина. — Кого-нибудь видел недавно поблизости? Каких-нибудь незнакомцев?
— В летней пустыне все незнакомцы.
— Никого, кому тут быть не следует?
— До сей самой минуты, — откровенно признал бедуин.
— А где демон? — пробубнил Маруф. — Головорез? Где прячется?