– Ромка, ты не уйдешь от меня.
– Если бы ты меня любила, – сказал он с досадой, – ты бы сама меня выпроводила давно. Мне нужно развиваться, или я погибну. А ты такая же эгоистка, как все.
Тут его вдруг осенило, на что нужно напирать в «сцене расставания» – именно на эгоизм и настоящую любовь. Он воодушевился.
– Ты же знаешь, с кем имеешь дело! Я артист, а не плотник вроде твоего тупорылого соседа!.. Я должен расти над собой, иначе зачем? Зачем я родился? Зачем вынес все муки?
– Какие муки? – сама у себя тихонько спросила Ляля. Она тоже поняла, что он «ухватил суть мизансцены», сейчас доиграет и уйдет. И она останется одна.
Ходики продолжали тикать, а газ – сипеть.
Вся Лялина жизнь на глазах обращалась в прах, а Ляля сидела и смотрела, как она обращается.
– Если бы ты меня любила, ты помогала бы мне по-настоящему! Ты бы не давала мне ни минуты покоя! Заставляла добиваться большего. Бороться и побеждать!
– Ромка, ты всегда говорил, что дома тебе нужен как раз покой и больше ничего. Что ты все отдаешь зрителю. И я тебе помогала! Правда, я старалась. Я всегда подбираю репертуар, чтобы тебе было что играть! Мы даже с Лукой из-за этого то и дело ссоримся!
Лукой за глаза иногда называли директора драматического театра, где Ляля работала заведующей литературной частью, а Роман не работал, а «служил». Он знал, что большие артисты всегда «служат в театре».
– Ты умная взрослая тетка, – сказал Роман устало. – Ты же не могла всерьез предполагать, что я на тебе женюсь!
– Я… предполагала, – созналась Ляля.
Он махнул рукой.
– Ну, что ты от меня хочешь?.. Я не останусь. Я должен вырваться.
Она кивнула.
Он еще постоял в проеме, глядя на нее. Доигрывать мизансцену ему не хотелось. Как-то совестно стало, что ли. Странное чувство.
– Ну, я в театр, – сказал он наконец. – Вечером меня не жди. Ты все понимаешь, моя хорошая!..
«Хорошая» все понимала.
Все же она была на самом деле «умной теткой» и прочитала за свою жизнь горы разной литературы. Из этой литературы она знала, что так бывает, и даже довольно часто. Даже почти всегда. Любовь заканчивается крахом, надежды гибнут, мечты оказываются растоптанными.
…Ты больше не нужна. Ты делала для меня все, что могла, – подбирала мне спектакли, выискивала роли, уговаривала строптивых режиссеров. Теперь я «встал на крыло», и твоя опека мне мешает. Я уеду – в Москву, в Нью-Йорк, на Северный полюс, – и там у меня начнется новая жизнь. Тащить за собой старую не имеет смысла, да и скучно. И вот еще, самое главное, – я тебя разлюбил.
А теперь мне пора. Ты все понимаешь, моя хорошая. Как я тебе благодарен.
– Я тебе очень благодарен, – пробормотал Роман не слишком уверенно. – Вещи… я потом, ладно?
– Ладно.
На крыльце что-то загрохотало, старый дом вздрогнул, как будто все еще был цел, как будто только что не обратился в прах.
– Хозяйка! – закричали откуда-то. – Ты дома?
Роман, который хотел еще что-то сказать, махнул рукой. Ляля сидела и смотрела, как он торопливо сдергивает с крючка куртку и напяливает ее, с ходу не попадая в рукава. Входная дверь, обитая для тепла черным дерматином, распахнулась, и, нагибая голову, в дом вошел сосед Атаманов.
– Здорово, – сказал сосед. – Ляль, я карнизы сделал. Заносить?
– Пока, – одними губами молвил Роман из-за его плеча. – Я тебя люблю.
Хлопнула дверь. По крыльцу прозвучали легкие, освобожденные шаги.
– Ты чего такая? – спросил Атаманов. – Газ у тебя шпарит! Белье, что ль, кипятить собралась?
Ляля сидела на табуретке и рассматривала свои руки. Лак на ногтях совсем облупился. Завтра она собиралась на маникюр. Сегодня никакого маникюра быть не может, сегодня у Романа спектакль. Он играет главную роль. Она должна присутствовать. Он всегда говорит, что ее присутствие поддерживает его. А завтра в самый раз. После спектакля Ромка будет спать до полудня, и она успеет сбегать в салон.
– Карнизы, говорю, сделал. Прибивать сейчас будем?
Сосед один о другой стянул ботинки – Роман всегда говорил, что разуваться у порога плебейская привычка, – прошел на кухню и завернул газ. Сразу стало тихо, как в склепе.
Ляля посмотрела по сторонам, ожидая увидеть склеп, но увидела собственную кухню и соседа Атаманова.
– Что тебе нужно?
– Ляль, ты чего?
– Уходи отсюда, – выговорила она. – Уходи сейчас же!