Выбрать главу

ЖАН-МАРИ и АНЖЕЛА МАГЕН

ШЕКСПИР

*

Серия «След в истории»

Перевод с французского Сидоренко В.

«William Shakespeare»

© Librairie Arthéme Fayard, 1996

© Перевод: Сидоренко В. И., 1997

© Оформление: Изд-во «Феникс», 1997

Для нашей семьи и друзей.

Для студентов

и влюбленных в Шекспира

и вообще в Возрождение

ПРЕДИСЛОВИЕ

Четыре века отделяют нас от Уильяма Шекспира. Это и мало и много. Мало — потому, что, читая его, ощущаешь, что он относится к началу современного мира. Много — потому что условия существования мира в то время отличны от тех, в которых существуем мы, хоть они, в конечном счете, не более тревожные, жестокие, устрашающие или губительные, чем нынешние. И, наконец, те условия имеют звучание, к которому наши души больше не приспособлены. Это великая конвульсия того времени — Реформация, о которой ни в коем случае нельзя забывать, так как для Шекспира и его современников она — совсем близкое событие. Огромна была опасность чумы. С ней жили как с постоянным и скрытым врагом. Баланс социального равновесия еще склонялся в пользу сельского общества, от которого XX век уже отворачивается. Монархия божественного права определяла судьбы народов. Женщина, даже если ее судьба в Англии и была более завидной, чем судьба женщины на континенте, оставалась в подчинении у мужчины. Только в редких случаях она имела образование — нет ни одного свидетельства того, что жена Уильяма или его дочери умели читать и писать. Это культурное неравенство усугублялось другим, физическим неравенством, беременностью и родами, происходящими регулярно с опасностью осложнений и фатального заражения.

Сейчас наша планета нам кажется маленькой. Мир того времени постепенно расширялся, нация начинала выступать из микрокосмоса церковного прихода, и стал вырисовываться Старый Мир с путаницей карт того времени, с контурами далекого Нового Мира, который начинали осваивать и где «цивилизованные» люди открывали в аборигенах либо образ первобытного человека, либо — и это более редкое явление — девственное лицо происхождения.

Немногим в культурной истории мира удалось так же хорошо, как Уильяму Шекспиру, одновременно дать оценку и своему времени, и всем временам, оценку человеку того времени и человеку вообще. Он является одним из зеркал, к которому склонялись или будут склоняться последующие поколения, чтобы в чертах поэта и его творчества найти образ самих себя, очищенный от случайного.

Конечно, полотно этого зеркала то тут, то там трачено годами. Мы располагаем лишь отрывочными фактами его семейной и общественной жизни, да и состояние текстов его произведений далеко от совершенства. Нет ли риска, используя эти пятна и неясности, объединить черты по своему усмотрению и осветить в соответствии со своей фантазией? Эти зоны с изъеденным отражением должны быть, наоборот, старательно выделены и нетронуты, чтобы они существовали как в плане биографии, так и в плане литературного портрета. В крайнем случае, они могут стать объектом квалифицированных и осторожных гипотез, ясно заявленных как таковые. Но часто эти пробелы становились свободным пространством для литературного вымысла, а жизнь и творчество поэта — его объектом. Эти измышления иногда все же могут показать по-своему полезную и трогательную правду. Главное — не смешивать жанры.

Биографический вымысел, когда он прячется за историческими или литературными выкладками, является неуловимой и легкой западней как для писателя, так и для читателя. Он постоянно таит в себе то, что похоже на человеческое тепло. Легко соглашаешься написать, что однажды Джон Шекспир взял маленького Уильяма за руку и повел его в такое-то место, которое поэт возможно или действительно посетил в детстве. Джон Шекспир чаще проявлял подобный жест по отношению к своим детям, тогда как Уильям не делал этого по отношению к своим, но опасность состоит в том, что эта невинная черта семейной близости не уничтожает сомнения относительно реальности похода, который, как считается, он совершил. Она придает гипотезе проникновенную видимость реальности. Из-за как будто простительных приукрашиваний без предупреждения переходят от биографии к вымыслу. Эта книга настойчиво стремится избежать подобного и ясно определить, что известно как гипотеза, а что нужно выдвинуть как передний план. Только тогда имеет определенный смысл говорить о том, что известно, когда говорят, и о том, что неизвестно. И кроме того, не следует насаждать сухость административного доклада.

Эту книгу мы адресуем тем, кто испытывает желание или необходимость побольше узнать о поэте и драматурге, который произведение за произведением значительно и существенно трансформировал нашу культуру. Как только мы находили возможность, мы замолкали, чтобы был слышен голос свидетеля эпохи или драматического персонажа. Задача состоит в том, чтобы дать эпохе говорить самой. Она это делает с выразительным красноречием.

Названия произведений сопровождаются в скобках английскими названиями, часто в своих первоначальных написаниях, отличных от современных написаний по множеству позиций.

Есть область, которую этот труд избегает. Это полемика вокруг авторства произведений шекспировского канона. В течение долгого времени любители исторических загадок, тайных кодов и замысловатых ключей наслаждались этим вволю и еще будут продолжать это делать. Занятие это, поскольку может доставить им удовольствие, по здравому размышлению довольно невинно. Мощные маяки привлекают всякого рода корабли: такие как сторонники графа Оксфордского, Френсиса Бекона, королевы Елизаветы I и т. д. Если они пренебрегают сопоставлением информации из первоисточника «ин-фолио»[1] 1623 года, первого интегрального издания драматических произведений, со сведениями, например, из завещания, это их дело. Мы желаем им удачи. Они никогда не перестанут вызывать симпатии у значительной части читателей, страждущих сенсационных откровений, построенных вопреки здравому смыслу.

Как нам кажется, к другому разряду относятся дезинтеграторы, распределяющие куски шекспировского творчества по различным авторам. Они и в самом деле думают, что созидание и однообразие идут рука об руку. С их точки зрения, родовое, модальное или тональное несходство указывает на различное авторство. Это скорее результат ограниченного видения человеческой личности вообще, и артистической в частности. Под часто поверхностными отклонениями единичность автора и динамика его творчества ощутимы только при методическом изучении стиля и работы его подсознания. Таким образом, перед нами скорее поступательное движение, нежели изломы. Отмечаются повторяющиеся, почти навязчивые феномены и обращение с помощью этого повтора (итерации) к терапевтическим процедурам, направленным против источников страха или тревоги, узнаваемых в конечном итоге. Работа в области воображаемого, которую мы начали задолго до этой книги, продолжается в ней. Эта книга призвана пойти дальше и сможет, как кажется, осветить и заставить проявиться нечто вроде генетического отпечатка созидательного подсознательного.

Говоря о драме в ее трагическом виде, принято вспоминать аристотелевское значение катарсиса: теоретезированный особенно в западной литературе универсальный рецепт для раскрытия страстей и импульсов, считаемых роковыми. Драма использует их для ужасающего и вызывающего жалость показа ситуаций, к которым зритель приобщается посредством динамики миметизма, называемой «вовлечение». Шекспировское творчество поставляет множество трагических пассажей, ведущих к этому очищению души. Их находим не только в трагедиях как таковых, но и в исторических пьесах и комедиях.

вернуться

1

«Ин-фолио»: лист печатника сложен вдвое и дает четыре страницы.