Он умолкает, потом кивает на спутников:
– А это деды наши… Надо бы мне их угостить, да нечем.
Толстый снимает варежку и машет рукой: э-эх! Два других отворачиваются и молчат. И мы все идем к станции – домику красного кирпича, из трубы которого валит дым.
– Сейчас погреемся, – говорит Василий Георгиевич. – Жаль, буфета нет, как в городе, а то б я дедов угостил.
Толстый машет рукой, двое других никак не реагируют на слова Василия Георгиевича.
Динамик на столбе из-под снежного шлема кричит в глухую белизну: «Сапунов, черт, прочисть стрелку, не переводится!»
Снег идет. Тихий, вялый снег.
Срочная телеграмма от 23 августа 1978 года. Капитан научно-исследовательского судна «Сергей Королев» Нижельский – Дьякову:
«Прошу сообщить погодные условия Северной Атлантике районе полуострова Сэйбл период сентябрь – октябрь месяцы».
28 августа, срочная телеграмма. Дьяков – Нижельскому:
«Глубокоуважаемый капитан, сообщаю свои предположения. Штормовая погода с усилением западных и северо-западных ветров и волнением свыше 5 метров следующие периоды: 5–7 сентября, 24–28 сентября, 10–17 октября, 27–28 октября. Особенно сильных штормов следует ожидать в третьей декаде сентября и во второй октября. Усиление ветра до 35 м/сек., волнение свыше 8 баллов. Температура воздуха в сентябре плюс 12–20, в октябре плюс 8–15. Следует опасаться айсбергов, движущихся в сторону Ньюфаундленда. Число их увеличится в третьей декаде сентября. С уважением и приветом Дьяков».
«Глубокоуважаемый Анатолий Витальевич! Ваши предположения подтвердились полностью. Даты штормовой погоды, указанные Вами, совпали абсолютно точно. От имени экипажа выражаю искреннее восхищение Вашей работой. Нижельский».
Правда, к моей идее, что примета – это предупреждение о том, что и без приметы состоится, и что бояться не надо ее, а только учитывать, Дьяков отнесся скептически.
– Рассыпанная соль, – умничая, говорю я, – есть не причина ссоры, а следствие того, что ссора обязательно состоится. Следствие, заброшенное во времени прежде причины. То есть всего лишь предупреждение, знак. И знаку этому надо отчасти радоваться как пусть неприятной, но реальной информации об ожидающих тебя невзгодах.
– Теперь что вы ни говорите – все ерунда. Вы, верно, так и пишете?.. – сказал он и внимательно посмотрел на меня.
То, что Анатолий Витальевич, получив образование в двух университетах, являясь действительным членом Французского астрономического общества и автором нескольких научных статей, в 1935 году, в возрасте двадцати четырех лет, оказался с теодолитом на прокладке железной дороги Мундыбаш – Чугунаш (знакомый нам) – Таштагол, можно было бы воспринять как дурную примету для его научного будущего. Он мог превратиться в просвещенного обитателя, наблюдающего бурные и разнообразные процессы в природе и обществе и никак не связывающего их с тихим утеканием собственной жизни. Но так не произошло, потому что, уловив примету времени, он счел необходимым посчитаться с ней.
Ссылка Дьякова в Сибирь за оглашенное вольнодумство спасла его от лагерей и гибели. Он это понял. Произойди арест двумя-тремя годами позже, получил бы Анатолий Витальевич свои десять лет без права переписки и исчез навсегда, а так – всего лишь принудительное поселение. Красота.
Кузнецк был любимым и беспокойным ребенком страны. С его развитием связывали не отдаленное будущее, а буквально завтрашний день отечественной металлургии. Между тем юг Западной Сибири был климатическим белым пятном.
На строительстве дороги, которое нас интересует, поскольку речь идет о Дьякове, действовали три метеостанции. Они не давали прогнозов, а лишь комментировали проявления погоды, а это не устраивало Кузбасс. В тридцать шестом году Дьякова вызвал главный инженер стройки Егоров:
– Вы будете главным метеорологом Горно-Шорской железной дороги. Астроном все-таки! Три станции – ваши. Будете давать трехдневный прогноз.
Он согласился, хотя ошибка в ту пору на той стройке стоила дорого – суровыми были и погода, и время…
Пропустим описание метеостанции Ахпун (Темиртау), где он сменил бывшего наблюдателя, народного учителя Александра Ерофеевича Попова, и отправимся с Анатолием Витальевичем в Амзас и Усть-Амзас «в довольно уравновешенном состоянии духа, скорее в радужном настроении, чем печальном, хотя порой мелькала мысль, что по своему характеру предложенная мне деятельность напоминает положение древнего Дамокла, усаженного под острием меча, подвешенного над головой на конском волоске по приказу тирана Сиракуз Диониса».