— В следующий раз пойдешь рыбок кормить.
— Чи-во-о? Да я…
— Спокойно, — Роман откинул телогрейку со стланей. Под телогрейкой лежало ружье. — Будь здоров, больше не балуйся, — врубил мотор и скрылся.
Пассажирский дал ход. Капитан был раздосадован, матрос зол, а инспектор, бросив мотор, от отчаянья плакал — разве что слезы не текли: «Едрена феня! Да что же это я такой беспомощный, бессильный? Что ж это я ничего с ними поделать не могу? Да что ж это они все грабят и грабят? Хапают да хапают?!» И обернулся вслед сияющему теплоходу, который был сейчас единственным светлым островом в сплошной ночи. Все удалялся остров, становился меньше и меньше.
И Шмаков теперь уже с жалостью смотрел на этот комочек из трехсот пассажирских и экипажных человеческих душ. «Да что же это я, погоди… Да как же?! — И, пнув сапогом двухстволку: — Тьфу, проклятая! Лучше б тебя совсем не было!» — он даже передернулся от внезапного холода и отвращения.
Поплавав с «кошкой», Роман забагрил две перетяги метров по сто пятьдесят. Обе пустые. «С капитаном провозился — лучшее время ушло. Опоздал». Ткнув лодочку в берег, он закурил перед сном. Проплыл выпотрошенный осетр. Посветив фонариком, Шмаков определил: «Вчерашний. Издалека плывет».
На Волге браконьер капитальный, солидный — с рыбой не связывается, берет только икру. И за утро, пока Роман спал на дне лодки, мимо него вверх вспоротыми животами проплыли несколько осетров, севрюг и одна двухметровая белуга с никому не нужной молокой. Шмаков много раз видел подобное бедствие, и не утешало, что с каждым годом картина плывущих вверх брюхом рыб становилась все менее впечатляющей — конечно, охрана усилилась, но ведь и рыбы поубавилось. А браконьер, он не переменился, разве что стал хитрее и изворотливее. Подопечных своих Ромка делил на несколько категорий: один браконьерит из озорства — молодежь чаще, другой — по привычке брать, что плохо лежит, третий — профессионал, четвертый — потому, что есть первый, второй и третий. И ведь все уже понимают, что так дальше нельзя. Все — с первого до четвертого…
Днем Ромка съездил к пастухам за десять километров на чистый луговой остров. Договорился купить сенца, поужинал и к ночи вновь караулил Ефремов участок. Несколько раз бросался в погоню, однако безрезультатно. Браконьер на Волге наивысшей квалификации: икру держит в резиновом мешке, привязанном к лодке. Увидел инспектора — чирк веревочку ножичком, мешочек на дно, и: «Здрасьте пожалуйста! Мы с другом решили проветриться — ночь-то какая! Одно удовольствие погулять! Компанию не составите? Жаль! Рады были познакомиться! Всего наилучшего!» Не пойман — известно — не вор.
У одной лодки в пылу отступления заглох мотор, но браконьеры — их было трое — успели подойти к берегу на веслах и бежали, прихватив добычу.
— Тьфу, мать честная, — выругался, осмотрев лодку, Роман. — Чисто сработано. Ни икринки, ни хрена… Ладно, мужики, ваша взяла! — признал инспектор, — Выходи, что ль, покурим.
— Шмак?
— Ну.
Вышли двое. Молодой показался Ромке знакомым.
— Никак, встречались?
— Ну!
— Шибаев?
— Он самый.
— Здоро́во живешь. — Роман вспомнил, что этот парень имел некогда виды, и значительные, на Антонину.
— Здоро́во.
— А это батя твой, что ли?
— Ну.
— Вместе, стало быть, промышляете?
— Ну! — мужики гоготнули.
— Есть, что ль, вам нечего? Да вы и есть-то ее не станете… Иль денег нет? Мотоцикл-то, поди, с коляской?
Молодой усмехнулся и назидательно, с издевкою сообщил:
— Машина у нас!
— Ну вот! И сколько еще можно хапать?
— Ладно тебе! — сердито бросил папаша. — Все воруют! Кто больше, кто меньше, а тащат. И повсюду так. Сами-то вы больно чистые! Ты-то, бог с тобой, ни себе, ни людям, а другие?
— Кто, что другие?
— Инспекторы твои, вот кто! «Рыбнадзор — первый вор», слыхивал?
— Да, — согласился Шмаков, — бывает.
— «Бывает»!.. Да все вы!..
— Ну эт зря, эт ты перегибаешь. Тимофеева Юрку знал?
— Хороший был человек, — искренне согласился Шибаев-старший. — Хороший, царство ему небесное. — Развел руками.
— Семка Орлов?..
— Тоже ничего, — признал папаша, — да больно шустер. Скоро, видать, за Юркой отправится.
— Ну, эт мы посмотрим, — между прочим сказал инспектор. — Он вперед или, например, ты.
— Посмотрим, — не обижаясь, снисходительно согласился папаша.
— А Яшка Кузьмин?
— Это еще откуда?
— Ниже нас километров на пятьдесят.
— Не знаю.
— Что ты! Извел всех стервецов начисто! Я имею в виду, конечно, вашего брата…