— Видать, налетчик — еще тот пострел, который везде поспел…
— Как ни смешно, но вряд ли, — возразил Письменов. — Говорит, что это — семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколение в его роду.
— Чудно… — не избавился от сомнений ветеран.
— Но и это не главное… — продолжил интриговать опер.
— А что?
— А то, что эти раритеты будто бы его далекой прабабке подарил… рыльский князь Василий Шемячич, — сыпанул после небольшой, для пущего эффекта, паузы веселыми бесенятами черных глаз оперативник. — Вот что главное! — поднял он указательный палец правой руки, словно ставя восклицательный знак.
— Интересно, интересно… — подался всем корпусом вперед, ближе к рассказчику, сочинитель. — Воистину, чудны дела твои, Господи…
— И это, господин сочинитель, не все, — словно опытный интриган, плел невидимые тенёта старший лейтенант полиции, видя, как задело его сообщение собеседника.
— Смилуйся, — театрально воздел руки сочинитель, — не тяни кота за хвост, рубани-ка с плеча все как есть.
Неизвестно, сколько бы еще «мучил» опер «ветерана-сочинителя, но тут в коридоре металлическим голосом простужено-ржаво захрипел динамик. Прослушав нечленораздельную тираду, враз погрустневший опер засобирался в дежурную часть. Оказывается, это по его оперскую душу хрипело современное чудо связи.
— Черт возьми, надо ехать на вызов, — извинился опер. — В следующий раз доскажу.
— Нет уж, — воспротивился сочинитель, выходя вслед за опером в коридор. — Кто знает, когда случится этот «следующий раз». Ты уж по дороге доскажи, хоть через слово… Я пойму. А если не пойму, то допридумаю…
— Ладно, — закрывая дверь кабинета, согласился Письменов. — В двух словах это выглядит так: наш налетчик, фамилия его Зацепин, — уточнил он, — родился в селе Шемякино. Возможно, это село в те стародавние времена было пожаловано Шемяке великим князем Иваном Васильевичем Третьим, за помощь в борьбе с литовской короной. А князь по какой-то причине вещи, обнаруженные у Зацепина, действительно подарил его прабабке. Чем не версия? — размашисто шагая по длинному коридору, задал опер вопрос.
Ответить на него ни он сам, ни семенивший рядом с ним сочинитель не успели: динамик опять забулькал, заскрипел противным надтреснутым голосом. Подгонял опера и других членов следственно-оперативной группы на выезд.
— Ты уж скачи, — оставил опера в покое сочинитель с извинительной миной на смуглом безбородом лице. — Мне за тобой не угнаться: сердце, давление, одышка… Я потихоньку доплетусь… Заодно, над информацией покумекаю. Запала в душу.
Слышал или нет последние слова опер — неизвестно: быстрый стук его обуви уже доносился с лестничного марша.
«Интересно, существует ли на самом деле связь между событиями нашего времени и пятивековой давностью? — размышлял сочинитель, неспешным шагом восстанавливая сбившееся дыхание. — А если существует, то какая? Действительно князь Шемячич подарил ценные безделушки какой-нибудь любовнице-наложнице?.. Или кто-то из дворни спер их у князя, воспользовавшись случаем?.. Времена-то смутные были… Не исключено, что кто-то из далеких предков нашего налетчика клад нашел… Или и того проще, разбоем, как и незадачливый потомок, добыл. Край-то наш на разбойников испокон веков богат. Чего один Кудеяр стоит! Десятки легенд о нем из уст в уста ходят. А еще были Кочегур, Жиган, Кулик, Журавлиная лапка, Укол, Федька Рыжик, Михайло Косолап… Да мало ли еще каких любителей легкой поживы в наших краях не обитало. Всех сразу и не припомнить. Впрочем, бес с ними. Надо над рассказом опера дома посидеть-подумать, одно с другим связать. Что-то в этом есть. Может, рассказ какой родится, может, повестушка малая появится, а может, что-то историческое и проклюнется, прорисуется… Жаль, что мало поговорил с Письменовым: и о личности Зацепина ничего не выяснил, и другие моменты не уточнил. Видимо, придется еще встретиться. И не единожды…»
Глава вторая
Юный князь Василий Иванович только что отстоял в церкви Ивана Рыльского долгую литургию и теперь, размяв неспешной ходьбой ноги, с восточной замковой стены, тянувшейся овально вокруг крутого склона горы, озирал окрестности. Он любил это действо. Мог часами, прохаживаясь по дощатому настилу вдоль дубового заборола, любоваться открывавшимися просторами. Иногда, чтобы охватить еще большее пространство, приводя в замешательство отцовых дворовых людей да детей боярских, забирался на высоченную колокольню Ивановской церкви и подолгу стоял там в одиночестве. Но ныне на колокольню не полез — ноги от долгого стояния без движения затекли. Да и зябко там, в поднебесье, где и птица — редкий гость. Еще, не дай бог, просквозит ненароком, и хворай потом. А это надо, когда уйма всего шумного и веселого, связанного с наступившим летом? Зато вот на крепостной стене благодать: и ветер совсем не дует, хотя нет-нет, да и шевельнет, играючи, русыми кудрями князя, и солнышко пригревает, наполняя тело теплом и уютом. Благодать!