Мама стоит с каменным лицом. Я вижу, что она смотрит куда-то в сторону вешалки с одеждой. На полу выделяется красно-белое пятно: кровь и шерсть. Мышь. Только длинный хвост остался целым – похожим на ниточку, которой завязывают воздушный шарик… Шарик, в остервенении раздавленный тяжёлым сапогом.
4
Как будто прочих неприятностей мне было мало, ответное письмо от Салли так и не пришло, и от этого моё мрачное настроение только усугубляется. Каждые пару дней мама тайком относит Хаббардам свёртки с едой; я подслушала, как она говорила папе, что отец Салли беснуется в их крошечном домике, потому что уже две недели не получал денег от дочери.
Сейчас суббота, и мы по традиции идём в «Чайную Винни» – небольшое популярное кафе в тени разрушенного аббатства Элдерли, в двадцати минутах езды от нашего дома. После визита мистера Блетчли атмосфера в доме стала несколько холодной, и я до сих пор не могу уразуметь, по какой причине. Надеюсь, что сегодняшний день улучшит нам настроение и мы все придём в хорошее расположение духа.
– Как тебе поссет[1]? – спрашиваю я, набив полный рот бархатистым лимонным десертом. «Поссет» – странное название для напитка, и я знаю, что, когда так спрашиваю, это звучит глупо и по-детски, но нас всех это веселит. Обычно.
Мама улыбается, но через силу.
Папа переводит взгляд с белой фарфоровой сахарницы в центре стола на моё лицо, уголок его губ едва заметно дёргается, и волна облегчения накрывает меня, словно ванильный крем, которым поливают пудинг.
– Что ж, Пег, это и вправду замечательный поссет. Кажется, ты думаешь, что он слишком… жидкий?
Я улыбаюсь папиной шутке, но мама по-прежнему молчит.
– Мама, всё хорошо? – осторожно спрашиваю я.
Мама вздыхает:
– Ничего страшного, Пегс, – судя по тому, как она меня назвала, на самом деле всё как раз наоборот. – Ты, наверное, знаешь, что мистер Блетчли хочет от нас ещё одного… чтобы…
Я знаю, что она хочет сказать, и знаю, почему ей это так трудно. Сегодня великолепный осенний вечер. Солнце хоть и низкое, но яркое и тёплое, особенно когда его лучи струятся в поблёскивающие окна чайной. Здесь чисто и уютно. На белых льняных скатертях в белых как снег фарфоровых вазочках стоят перевязанные лентами маленькие букетики, рядом – кубики сахара с крошечными щипцами, накрахмаленные салфетки и десертные вилки с отполированными ручками слоновой кости – как будто пьёшь чай с тортом на свадебном торжестве.
Поэтому говорить о том, о чём говорить необходимо, – всё равно что опрокинуть ночной горшок на чистую постель.
– Я знаю, мама, – киваю я. – Я думала, что после того, что случилось в прошлый раз, мы больше не будем брать тела из тюрьмы…
– Тогда почему он попросил нас взять ещё одно?!
Тяжёлое молчание повисает в воздухе. Папа играет с кубиками сахара, пытаясь поставить один на другой, но щипцы для его рук слишком маленькие. Они со звоном падают на стол. Мама грозно смотрит на папу, потом переводит взгляд на меня.
– Это ребёнок, – тихо говорит мама.
– Ребёнок? Я не понимаю.
Солнце ускользает за развалины аббатства, погружая его в тень, и теперь оно нависает над нами тёмной и зловещей громадой, а зазубренные верхушки башен угрожают пронзить наливающееся красным небо. Ледяные мурашки бегут у меня от затылка к плечам и по спине. Ребёнок?!
– Поэтому он пришёл к нам, Пегги. Потому что он знает, что мы позаботимся о нём, – говорит мой отец, добрый до мозга костей.
– Мы не могли отказать, – добавляет мама, добрая, сильная и благородная.
Поставить в такое положение моих родителей! Будь Блетчли сейчас здесь, я не уверена, что не ударила бы его, и не важно, что он мне дядя.
– Сколько ему лет? – еле выговариваю я.
– Я не уверена, – отвечает мама, – но не больше шестнадцати, Пег.
Они повесили ребёнка, который ненамного старше меня. Как они могли?! Ужас! Почему Салли нет рядом, чтобы поговорить с ней об этом!
– Что вообще такого он мог натворить? – вечером того же дня спрашивает Дора Суитинг.
– Понятия не имею.
Я плотнее закутываюсь в кофту и грею руки, спрятав их в рукава. Здесь, на лестничной площадке, холоднее, чем в остальном доме; я сижу на верхней ступеньке, а Дора – в маленьком кресле-качалке слева от лестницы.